“Пройдёт суровое время войны, вернёмся и уже по-новому... и крепче будем любить жену, детей, жизнь”... Участник Великой Отечественной войны Иван Зубарев не собирался умирать. Он хотел бить врага и поскорее оказаться дома, с семьёй, о чём свидетельствуют его письма, публикацией которых мы завершаем наш проект “Весточка с фронта”. С начала года мы размещали письма из фонда музея «Мемориал Победы», чтобы напомнить, чем жили, о чём мечтали, как боролись с врагом участники войны.

Иван Зубарев родился в 1909 году. В начале войны его семью эвакуировали в Красноярский край из Смоленской области. Иван Иванович был призван на фронт Рыбинским районным военкоматом в 1941 году. Дома остались жена Евгения и двое детей, Владимир и Людмила. Иван Иванович воевал в миномётных войсках, в 1942 году был ранен. Погиб 26 марта 1944 года на Калининском фронте.

Семья сберегла его письма, в том числе весточку, которая отправлена родным незадолго до смерти...

11. 07.1942. Дорогие мои Женя, Вова, Люся, папа, мама, Лена и Зина, здравствуйте. Итак, я в действующей армии. Добрался благополучно, принят в подразделение. Жизнь моя пока спокойная, находимся в обороне. Сейчас я только что вернулся с огневых позиций, обходил и знакомился с командующими рот. Во всём самочувствие прекрасное. Питание здесь на передовой превосходное. Полк, в котором я сейчас нахожусь, пользуется заслуженной славой, очень много орденоносцев. Я уже писал перед объездом, что я сейчас повышен как в должности, так и в звании, мне присвоено звание старшего лейтенанта. Так что бывший директор стал старшим офицером Красной армии. Ну, полагаю, в долгу перед Родиной не останусь: буду врага громить так, как громили его наши предки.

15. 07.1942. Дорогие мои Женя, Вова, Люся, здравствуйте! Спешу сообщить, что получил от тебя письма, второе письмо, за которое очень и очень благодарен. Наконец-то у нас восстановилась нормальная переписка. Во-первых, прошу извинения за упрёки, дождись мною тебе ранее посланного письма. Мало ли какие мысли могут появиться за такой продолжительный промежуток времени. Говорят, и у здравомыслящих людей могут быть тяжёлые мысли, но умные держат их про себя. Остаюсь с полной надеждой на твою верность ума. Немного о твоих замечаниях. Конечно, я никогда не горел желанием военной карьеры. Но мало ли людей, которые и в таком возрасте, как я, не определили своих желаний. Я не хочу, безусловно, этим сказать, что во мне проявились незаурядные способности стратега и проч. Нет, конечно. Общая наша задача уничтожить врага закрывает собой все устои мирного периода, ибо кем я должен быть, определено временем, событиями: истребителем немецких оккупантов, беспощадно грабящих и убивающих мой народ и опоганивших землю отцов моих. Когда это главная задача будет выполнена, тогда я определю себя, кем я буду, кадровым офицером РККА или воспитателем подрастающего поколения. Когда я был рядовым бойцом, мои кое-какие преимущества создавали ко мне уважение, а когда стал офицером, я не только должен был быть сам дисциплинированным, но и воспитателем сознательной дисциплины у бойца.

Но, а сейчас я не только старший лейтенант, а начальник и немалый, так что вопрос о дисциплине моей лично уже давно решён: я имею десяток благодарностей.

Очень сожалею, что у тебя плохи дела с квартирой. Вместе с этим письмом я посылаю письмо военкому Рыбинского РВК, полагаю, что райвоенкомат окажет кое-какую помощь в обеспечении более просторной квартирой для вас с матерью.

Этот вопрос гораздо легче было бы решить, если бы я служил в тыловых войсках: я мог перевезти вас к себе. Но я на фронте, на передовой. Всё, что в моих силах, я постараюсь сделать для улучшения твоих с детьми жизненных условий.

А лучше быстрее разгромить врага, и тогда жизнь стала бы гораздо красивее. Её будут ценить той ценой, которую она заслуживает. Война многих научила понимать счастье. И верно говорит пословица: “Не повидав горя, не оценишь добра”.

Пиши мне чаще и больше. Желаю тебе наилучшего в твоей жизни. Напиши, помогает ли тебе райвоенкомат, ведь ты должна получить то, что получают семьи командного состава. С квартирой, думаю, дело улучшится.

21. 07.1942. Сегодня, Женя, получил твоих открытки, посланные тобой, одна по пути в Красноярск и другая из Красноярска, за которые благодарю. Очень доволен покупкой, хорошо приобретённой, если есть возможность. Однако почему ты не получаешь моих писем? Я их пишу в довольно солидном количестве, почти каждый день. Писал ряд почтовых открыток, отправил вам два вида на память, вам с Вовочкой и Люсенькой. Если не получили, то это возмутительно. Отослал письмо с советами, как поступить с заготовкой сена для коровы, и 16-го перевёл тебе 500 рублей. Одновременно напоминаю ещё. Косить сама не берись, а то мне здесь становится смешно, когда воображаю тебя с косой: я почему-то уверен, что “грандиозный взмах” косы заканчивается врезыванием 1/3 её в землю, да и не с твоим здоровьем это делать, не миллион рублей эта работа. Конечно, подумаешь, и смешно и больно сердцу. Выход один: найти косцов, и пусть они накосят, думаю, мы как-либо оплатим.

 

15. 09.1942. Спешу сообщить о полном своём благополучии, чего и вам желаю в вашей жизни. Сейчас мы хотя находимся и на передовой, но в непосредственных боях не участвуем. Прорванную нами оборону противника расширяют и углубляют другие наши части, мы же сейчас отдыхаем, набираемся сил для новых схваток с ненавистным врагом. Здоровье моё превосходное. Среди нас есть фотограф-любитель, мы ему не даём покоя, результатом чего явилась карточка, которую я тебе вчера выслал. Вчера мы сфотографировались всей верхушкой батальона, сегодня он отпечатывал, и, возможно, в этом же письме я тебе вышлю. Как долго мы будем отдыхать, не знаю. Известно одно: мы хорошо поработали и неплохо отдыхаем. Жаль только, кое-кого из хороших товарищей пришлось потерять, но что же поделаешь, таковы превратности войны. Война есть война, не оценишь горечи — не оценишь правильно сладость, так же ведь?

Год тому назад мы жили, дышали блаженством полной грудью и временами даже чем-то был недовольны: то не вовремя нам подвезли и накололи дров, то на два дня опоздали с выдачей зарплаты, и всё это подчас вызывало раздражение. Сейчас я вообще не имею в виду такую вещь, которая могла бы вызвать недовольства, достаточно к любым затруднениям подставить такое мерило, как война, и человек в горе найдёт крупицы счастья, и это счастье проявится в борьбе с горем. Итак, дорогая, пройдёт суровое время войны, вернёмся в родные очаги и уже по-новому, с большей страстью и крепче будем любить жену, детей, жизнь. Любить так, как ещё никто не любил до нас!

Да, вот и фотограф... Ну, значит, вкладываю тебе в это письмо фотографию, о которой уже упомянул выше. Итак, остаюсь с исключительным желанием скорой встречи с вами, милые, с желанием полного благополучия и счастья в вашей жизни, с желанием крепко-крепко обнимать и целовать вас, ваш Ваня.

 

19. 09.1942. Итак, дорогие мои, сегодня пошёл шестой день, как я от вас ничего не получаю. Молчание усугубляет скуку и возбуждает тревогу за ваше здоровье. Дорогуша, ведь мы же договорились не волновать один другого этим вопросом. Если от меня нет 2–3 дня писем, то причина этому обстановка, в которой я могу оказаться. Но и то, хотя парочку слов, но отошлю. Это письмо часов до 3 отсылать не буду: возможно, в три часа получу от тебя что-либо и тогда в тогда в зависимости от содержания его допишу необходимое. Я уже тебе писал, что дней пять тому назад выслал тебе свои копии: одну одиночную, одну групповую со своими товарищами по борьбе с немецкими оккупантами. Надеюсь, они тебя удовлетворят. С целью обеспечения получения моих фотографий, я оставил у себя ещё одну одиночную и одну групповую, которые вышлю в следующем письме. Хотел было себе оставить их, но подумал и решил, что незачем: сам себя могу видеть в зеркале. Очень хочется получить твою фотографию с детьми. Ведь они, да и ты сама, за этот промежуток времени очень изменились.

Вова, наверное, сейчас выглядит возмужавшим кавалером с добродушным томным личиком. Люсенька такая же томненькая, но с более нежными чертами и с голубоватыми глазками, просвечивающимися огоньком детского восторга. Вот такими представляются они моему воображению. Ну а что касается тебя, то в моём воображении ты сохранилась такой же, какой я тебя видел в последний раз. Возможно, суровые жизненные условия и наложили на тебя свой отпечаток, но в любом виде, в каком бы я тебя ни застал, ты одинаково будешь самой близкой и милой моему сердцу.

А пока желаю всего наилучшего в твоей с детьми жизни. Остаюсь с желанием крепко-крепко целовать тебя и детей, твой Ваня.

P.S. Извини, сейчас получил твоё письмо от 4 сентября, благодарю. Рад получению денег и за август. Заготавливай необходимое на зиму.

 

10.02.1943. Кочующий образ жизни снова лишил меня средств связи с вами, дорогие мои. Я не помню, когда получил от тебя, милая, последнее письмо. Это время кажется вечностью. Проклятие! Где я только не побывал за это время! Ветер странствий туда бы не занёс, обстоятельства иногда заставляют отбыть. Непроходимые леса да болота, степи, маленькие, полуразрушенные хутора и сёла, вот места, где за это время промотала меня судьба. Пять дней, как выехал из Москвы, а сегодня я снова в ней, странствующий офицер печоринского времени, только его (Печорина) поездки сопровождались кутежом и любовными интригами, а мои временами небольшой выпиской и после неё ужаснейшей тоской.

Мать моя! За это время я стал совсем лысый, и надежд на спасение моих волос никаких нет.

Москва снова шумит и красива, от прошлых ран, нанесённых врагом, и следа не осталось. Что угодно можно купить, но только дорого. Сколько бы раз я мог тебя, дорогуша, встретить, если бы ты была в Москве или вблизи её. Радость моя, скоро ли я установлю с тобой связь? Скоро ли я узнаю о жизни твоей и детей, о здоровье их и твоём? Я предполагал после первой командировки, о которой я тебе писал, послужить в одном месте и заполучить от тебя письма, но жизнь полна неожиданностей, и я, соловей, кочую. Пока всё. Целую крепко тебя и детей, твой Ваня.

 

25.03.1944. Я давно уже вам не писал, милые мои. Это объясняется причинами, которые объясню спустя несколько дней. Завтра мы едем работать — выражаюсь на нашем языке — пожелай мне успеха! Работа предстоит серьёзная и очень важная. И сейчас, улучив свободное время между подготовкой к этому, пишу тебе эти строки. Надеюсь, что о наших победах скоро услышишь. Крепко целую тебя и детей.