Поклонникам драматического театра она известна как резкая Елизавета Киевна из “Хождения по мукам” или продуманная Зинка из “Времени женщин”. А маленьким пациентам, их родителям и докторам — как понимающая, весёлая или сочувствующая, всегда готовая поддержать Морковка. Больничный клоун проекта “Дом в горошек”.

В наш город Екатерина Мишанина приехала из Казани более 20 лет назад. Теперь она точно знает: Сибирь и Красноярский драматический театр имени А. С. Пушкина — её родные. Здесь она встретила любовь — коллегу по театру Данила Коновалова. Здесь её семья, дом и работа.

 

ОТКУДА “ДОСТАЮТ” ГОЛОС?

— Екатерина, в одном из интервью вы отметили, что многое в вашей жизни происходит “по объявлению”. Что это значит?

— “По объявлению” произошли два самых важных события. Так я попала на эстрадное отделение актёрского факультета Казанского театрального училища.

Вообще, думала быть врачом. И даже поступала, но не очень хорошо написала химию. Посоветовалась с родителями, решили готовиться на следующий год. До экзаменов оставалось немного, когда на фонарном столбе увидела объявление: идёт набор на первый курс эстрадно-драматического отделения. Это был экспериментальный набор в Казанском театральном училище. И экзамены там начинались раньше, чем в учебном заведении, куда я изначально собиралась.

Решила попробовать, чем очень удивила родителей. Хотя сцена была мне знакома. Занималась в хореографическом ансамбле, немного КВН в школе. Уже почувствовала то ощущение азарта, которое появляется, когда поднимаешься на сцену. В общем, родители разрешили, и мы с мамой стали выбирать программу. Читала Цветаеву, отрывок из “Униженных и оскорблённых”, почему-то от лица мужчины — не женскую историю взяла. И поступила.

Если честно, на первом курсе вообще ничего не понимала. Что такое актёрское мастерство? Откуда “доставать” голос? Что за этюды? Всё было интересно, но не очень понятно. Мы учились до позднего вечера. Сначала были дисциплины, а потом, после обеда, начиналось мастерство актёра — и до победного. Ближе к ночи возвращались домой. Но я была счастлива. Это было моё первое объявление.

Второе — мои любимые больничные клоуны. То, чем занимаюсь уже восемь лет. Объявление увидела здесь — в театре. Тоже бумажное. Ребята собирались открывать больничную клоунаду в нашем городе. Им нужен был человек с актёрским образованием, который мог бы провести тренинг для будущих клоунов. Я провела и осталась с клоунами на долгие годы.

— А в Красноярск из Казани как попали?

— Курс, который был младше нас, приехали отсматривать тогдашний главный режиссёр красноярского драматического театра Александр Бельский и директор Игорь Яковлевич Бейлин. Нескольких ребят, с которыми я дружила, пригласили в Красноярск. Я отправилась с ними за компанию.

Здесь на протяжении двух дней шли показы. Помню всё как в тумане, это был большой стресс для меня. Впервые я уехала из дома так далеко. В итоге в театр приняли нас всех, но не все остались в Красноярске. Точнее — только я. Какой кровью этот переезд дался моей маме: дочь отправилась в Сибирь! Я тоже первое время ревела белугой, хотела домой.

— Почему не вернулись?

— Желание работать в театре было сильнее. И закрутилась любовь. И театр стал родным. Появились друзья, семья.

 

РЕЗКАЯ И НЕСЧАСТНАЯ

— За эти годы театр изменился?

— Конечно. У нас даже есть такие понятия — “старый” и “новый” театр.

— Где проходит граница?

— До и после реконструкции. Мы часто вспоминаем гримёрки старого театра. Да, там не было так красиво. Но было ощущение дома, ни грамма официоза. У нас осталось ощущение, что мы большая театральная семья. Но в старом театре оно было сильнее.

Раньше после спектаклей могли остаться здесь, что-то обсуждать. Куда-то вместе шли… Хотя, может быть, просто за эти годы повзрослели? И дружим уже за пределами театра — семьями.

— Реконструкция дала импульс смене репертуара?

— В принципе, театр должен идти в ногу со временем. Публика современная, надо говорить на языке, который используется сейчас. Если начнём говорить как Александр Островский в XIX веке, нас не поймут. Хотя его можно и нужно ставить, но другим — понятным сегодня языком. Не значит, что его тексты надо переписывать. Но должен быть иной темп, иная скорость. Не просто декламация произведений.

И что-то простое тоже нужно зрителю. Не надо выдумывать сверхъестественного, необходимо говорить обычными словами. И в том театре, и в нынешнем идут спектакли об общечеловеческих истинах. О любви, добре и зле.

— Делите свои роли по каким-то категориям: простые, любимые, долгожданные?

— Есть роли, которые тебе дались непросто. И от этого становятся более значимыми. Допустим, пример из последнего — “Хождение по мукам” Олега Алексеевича Рыбкина. Там я играю Елизавету Киевну. Какие-то составляющие её образа были будто бы понятными. Но что-то нужно было доставать из себя. Вот такая она — Елизавета Киевна.

— Кроме романа, читали ещё что-то при подготовке, чтобы понять атмосферу её времени?

— Конечно. Надо было окунуться в их мировоззрение. Они отвергали всё старое, рубили безжалостно. И Елизавета Киевна резкая. И при этом глубоко несчастная.

Работая над этим образом, я внимательно слушала режиссёра. Олег Алексеевич не любит многословия, но говорит очень точно. Его фразы надо цеплять и запоминать.

Если говорить о роли-мечте, очень хочется сыграть что-то из Чехова. Попасть в его мир.

И ещё у меня есть, возможно, странная мечта — Жанна д'Арк. Хотя время идёт, и, наверное, она уже не случится. Если только интерпретация: Жанна в старости. Или какая-то женщина, которая думает, что она Жанна д'Арк. Но это я фантазирую.

 

ЛЮБЛЮ ТАНЦЕВАТЬ

— Сложно выстраивать отношения, когда в семье есть артист?

— Мы договорились: дома мы — муж и жена, отец и мать. И лишь иногда артисты — когда-то чем-то театральным решим поделиться. Из серии: “Не поверишь: у меня на работе такое произошло…” Это Даня однажды предложил: не будем перетаскивать одно на другое. Да, как муж и жена мы можем иногда поругаться. Но никогда в этом состоянии нельзя переходить на обсуждения ролей.

— Дети хотят пойти по вашим стопам?

— Когда сын был маленьким, играл в спектаклях: и здесь, и в Доме актёра. Ему это нравилось до определённого момента. Подрос и понял, насколько это серьёзно. Сказал: театр — не моё.

Дочь до определённого возраста хотела быть актрисой. Теперь непонятно. Она занимается музыкой. Может, в эту сторону пойдёт, потому что очень хорошо у неё получается.

— У вас есть хобби?

— С детства мне нравится танцевать. Плюс пандемии — на это было время. Занималась танцами 20-х годов прошлого века. Джаз, флик-фляки — это мне очень близко.

Ещё люблю рисовать. Хотя никогда этому не обучалась. Рисую на любительском уровне красками, карандашами. И очень нравится лепить из глины, гончарный круг — это что-то невообразимое. На эти занятия мы ходили с детьми, налепили разной посуды. Теперь дома едим из неё.

СТАЛА МОРКОВКОЙ

— Давайте вернёмся ко второму объявлению. Чем вас зацепили больничные клоуны?

— Сначала осталась из любопытства. Я провела мастер-класс, а следом за мной должен был приехать Константин Седов из Москвы. Это первый больничный клоун России. К слову, за рубежом они появились гораздо раньше.

Константин планировал провести в Красноярске интенсивные тренинги на протяжении трёх дней. По итогам этой первой школы у нас и должны были появиться больничные клоуны. Следующий шаг — выход к детям.

Женя Полянская, руководитель проекта “Дом в горошек”, пригласила меня на этот интенсив. Я честно сказала: пойду из любопытства, но дальше — нет. Думала, что перспектива выйти в больницу — не моё.

Эти три дня получились совершенно удивительными, замечательными. Столько всего открылось. Оказалось, что больничный клоун — это не аниматор. Это серьёзное дело, ему надо учиться. Чтобы понимать, как устроена жизнь в больничной палате, знать, как выстраиваются отношения между врачами, родителями, ребёнком.

Костя сказал: считаю, что у тебя всё получится. И я осталась. Наш проект объединяет людей разных профессий. Здесь я познакомилась с Катей Усковой, она стала моим партнёром в этой деятельности. Удивительный человек: всю жизнь проработала бухгалтером, а теперь всё изменилось. Стала больничным клоуном.

— Как не брать на себя чужую боль?

— Важно и сложно — ничего не брать на себя. Этому учат. Мы регулярно работаем с психологом, чтобы быть в ресурсе. Иначе ты пользы не принесёшь, только вред самому себе. Но тогда — для чего всё это?

— А у вас сейчас какая мотивация для того, чтобы быть больничным клоуном?

— Во-первых, это мой личностный рост — как человека, как актрисы, профессионала. Во-вторых, получаю большой опыт коммуникации — с врачами, родителями, детьми… Постоянно учусь общению.

У нас у всех есть свой образ: имя, костюм. Есть история — как всё случилось и почему мы такими стали. Потом, в ходе этой клоунской жизни, кто-то преобразует свой образ. В целом, интересно наблюдать, как изменяется человек. Сначала ты максимально завешен элементами костюма. Потом постепенно освобождаешься. Чем больше опыт, тем проще твой костюм. Сначала психологически прячешься за реквизитом.

Теперь, когда заходим в палату, у нас вообще могут быть пустые руки. Придумываем игры без реквизита. Но это приходит с опытом. Важный нюанс — мы работаем без париков. Клоуны не должны быть страшными, сильно загримированными. Это не цирковые клоуны.

— Какой образ у вас?

— Я — Морковка. Эта идея возникла, когда мы выполняли упражнение по заданию Кости Седова — сравнивали себя с овощами, фруктами. Потом мне как будто уже стало тесно в рамках Морковки. Но уже многим известна таковой, пришлось остаться в этом образе. Хотя иногда предлагаю ребёнку придумать мне имя на сегодня.

— Клоуны нужны детям всех возрастов?

— Да. Просто с подростками сложнее работать, дети этого возраста абсолютно разные. На самом деле больничные клоуны необходимы и родителям, и врачам. Чтобы перезарядиться.

В отделении онкогематологии детской краевой больницы работает замечательный психолог Ирина Георгиевна Битарова. Она является таким локомотивом, постоянно создаёт какой-то движ, чтобы жизнь кипела. Нас очень поддерживает. Именно она дала зелёный свет больничным клоунам. Потому что сначала в отделении не очень понимали — зачем мы нужны.

Постепенно мы заслужили доверие. Первоначально медперсоналу страшно было: кто придёт, как будет взаимодействовать с детьми? Когда мы с Катей начинали, за нами постоянно наблюдали: как мы работаем, что делаем.

— С маленьким ребёнком понятно: клоун приходит к нему поиграть. А как взаимодействовать с родителями?

— Всё зависит от того, в каком состоянии они находятся. Иногда нужно просто рядом постоять, помолчать. Иногда можно обнять. Ситуации бывают разными.

— На сцене вы находитесь на расстоянии от зрителя. А здесь приходится тесно контактировать. Насколько для вас это легко или тяжело?

— Нос клоуна — маска, некая граница. Когда ты надел нос, как будто чуть-чуть защищён. На самом деле дети ведут себя по-разному. Один мальчик дрался со мной. Как бы играл, но больно делал по-настоящему. Я сняла клоунский нос и сказала мальчику: “Сейчас ты делаешь мне очень больно”. Он всё понял. Я снова надела нос, мы продолжили игру.

 

НЕ МОГУ НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ

— Вернёмся в театр. Чем этот юбилейный сезон особенный для вас?

— Мы с Олей Белобровой (актриса театра. — Ред.) уже второй сезон ведём экскурсии за кулисами. Рассказываем историю театра, приглашаем на предстоящий большой праздник. Когда провожу экскурсии, постоянно думаю: какая же это значимая дата — 150 лет. Сколько в этом здании всего произошло, сколько судеб, историй, сыгранных и несыгранных ролей…

Большой праздник запланирован на сентябрь. Конечно, хочется, чтобы мы отметили эту дату как-то особенно. Чтобы юбилей запомнился нам и зрителям.

— Сегодня театр для вас — это?..

— Дом, как бы пафосно это ни звучало. Один из двух домов.

Кстати, возвращаясь к предыдущему вопросу, 150-летие тетра оказывает влияние. Осмысливаешь свой путь. Конечно, хочется играть ещё и ещё.

Начиная каждый сезон, ждёшь: что он тебе принесёт? Какая будет роль и будет ли она? Ведь бывают сезоны, когда вообще можешь ничего нового не сыграть, только свой репертуар.

— Тогда артисту грустно?

— Да, немножко грустно. Но у меня ещё есть больничные клоуны. И, кстати, с ними мы тоже делаем постановки. У нас есть спектакль-невидимка “Одуванчиковое лето”. Мы, больничные клоуны, играем его у себя в “Доме в горошек”, это наше небольшое творческое пространство. Приглашаем не более 12 зрителей. Они сидят с повязками на глазах, ничего не видят, только слышат и чувствуют.

Также мы сделали спектакль “Про китов” с ребятами-воспитанниками психоневрологического интерната “Подсолнух”. Показывали его в ПНИ и в Доме актёра. В этой постановке задействованы ребята из интерната и мы, больничные клоуны.

Её предыстория такова. Мы проводили занятия для воспитанников “Подсолнуха”. Во время этих встреч появилась идея создать спектакль, сценарий написала Женя Полянская.

Кстати, в этом году мы подали заявку на форум-фестиваль социального театра “Особый взгляд. Регион”. И “Про китов” вошёл в число участников, нас пригласили этим спектаклем открывать фестиваль.

— Когда же у вас находится время, чтобы собраться всей семьёй?

— Находится. Видимо, когда многого хочешь, у тебя появляются силы, ресурсы, возможности. И характер у меня такой: не могу ничего не делать. В моем случае, наверное, так вообще никогда не бывает. Кстати, у меня есть ещё одно место работы — вокальная студия. Там преподаю актёрское мастерство, там тоже делаем спектакль вместе с детьми. Так что я, как осьминог, охватываю максимум возможного.

  

Акцент

“Дом в горошек” — творческое объединение профессиональных клоунов и волонтёров, готовых помогать детям, пребывающим на длительном лечении в больницах города и края.

Сейчас проект охватывает три направления: больничная клоунада “Дом в горошек”, благотворительный театр “Дом в горошек” и сбор игрушек для детских больниц края.

Больничные клоуны посещают маленьких пациентов краевой детской больницы (Центра охраны материнства и детства), клинической больницы № 20 имени И. С. Берзона, психоневрологического интерната для детей “Подсолнух”.