Общество

Красноярский край стал лидером по количеству пропавших детей

Родителям необходимо общаться со своими детьми, уверена Оксана Василишина. И тогда случаи ухода из семьи будут происходить реже.

Красноярский край попал в число лидеров печального рейтинга по количеству находящихся в розыске детей и подростков. Вместе с нашим регионом в него вошли Московская, Свердловская, Иркутская, Нижегородская области и Ставропольский край — об этом сообщили представители Следственного комитета РФ. Почему же пропадают дети?

— В Красноярске в последние годы, к счастью, не было случаев пропажи детей криминального характера, когда несовершеннолетние становятся жертвами преступлений, — рассказывает Елена Жарковская, и.о. начальника ПДН МУ МВД России “Красноярское”. — Все уходы самостоятельные: дети убегают из дома, родители обращаются в полицию. Нередко происходят такие ситуации: в полицию обращается мама — пропал ребёнок. Мы незамедлительно приступаем к работе, через двадцать минут мама сообщает: ребёнок нашёлся.

С начала этого года в нашем городе зафиксировано 59 уходов несовершеннолетних из дома, ещё 114 — из детских домов, социальных центров. Для сравнения: за аналогичный период прошлого года таких побегов было более 200.

— В детских домах, соццентрах в том числе живут дети, чьи мамы и папы лишены родительских прав, — говорит Елена Жарковская. — И в большинстве случаев ребята убегают из этих учреждений к своим родителям. Есть, конечно, и те, кому просто хочется свободы. Поводами для ухода из семей чаще всего становятся страх быть наказанным за неуспеваемость в школе, конфликты в семье и желание показать взрослым свою самостоятельность. Отдельная категория — дети и подростки, страдающие каким-либо психическим заболеванием. Когда они теряются, даже не осознают, что происходит. Это страшно, потому что они могут стать жертвами преступлений. Отмечу: к счастью, в Красноярске все пропавшие дети находятся.

Об этом же говорит и Оксана Василишина, руководитель общественной организацией “Поиск пропавших детей — Красноярск”: “Да, дети пропадают, но они и находятся. По нашим данным, сейчас в регионе ненайденными числятся около сорока ребят, но это случаи давних лет”.

Ежегодно волонтёры участвуют в поиске порядка 150 детей, и эта цифра практические не меняется.

— В основном объектами наших поисков становятся так называемые “бегунки”, криминальных случаев нет, — рассказывает Оксана Василишина. — Дети уходят из дома из-за ссор, непонимания в семье. Школьники младшего возраста боятся наказания за плохие оценки, потерянные телефоны. Некоторыми движет любопытство — что будет, если я сбегу. В тёплое время года происходит много несчастных случаев на воде — к сожалению, дети погибают.

Уполномоченного по правам ребёнка в Красноярском крае Ирину Мирошникову удивили данные, озвученные Следственным комитетом РФ.

— Они удивили не только меня, я общаюсь с различными структурами, занимающимися данной темой, в том числе и с общественной организацией “Поиск пропавших детей — Красноярск”, — отмечает она. — Тем не менее эти данные объясняю несколькими моментами. В первую очередь, сравнивая регионы, нужно обязательно смотреть численность детского населения и сопоставлять с количеством пропавших ребят. Не знаю, учитывались ли эти цифры. Безусловно, нужно брать во внимание и данные по найденным детям.

Ирина Юльевна обращает внимание и на специфику статистики. “Как известно, в детских домах находятся ребята с особым жизненным опытом, — рассказывает она. — Есть дети, которые сбегают из учреждений десятки раз, каждый факт фиксируется, алгоритм действий отработан, в том числе он включает объявление в федеральный розыск. Наши детские дома приучены честно показывать статистику”.

Уполномоченный по правам ребёнка отмечает ещё одну тенденцию: в последнее время стало много семейных споров. Когда родители разводятся, не могут определить, с кем будет проживать ребёнок.

— К сожалению, некоторые из них, нарушая судебные решения, вывозят, прячут детей, — говорит она. — Приходится прибегать к помощи правоохранительных органов, возбуждают дела по статье 105 “Убийство”, что даёт больше возможностей для розыска. Эти факты также попадают в статистику. Хотя в основном всё-таки дети уходят из семей, родительских домов. Это проблема, решением которой нужно заниматься. Мамы и папы, обратите внимание: всё ли в порядке у вас дома, что не складывается?

Причины, по которым дети уходят из дома, разные, отмечает Ирина Мирошникова. “У ребят в возрасте до семи лет большая привязанность к родителям, родному дому, — рассказывает она. — И в этом возрасте дети теряются из-за каких-то случайных внешних факторов — например, пошёл в лес искать папу. Сознательно уходят из дома дети постарше, в десять — двенадцать лет их манят любопытство, поиск новых впечатлений, соблазны вольной жизни. Уход из дома подростков — это протест. И здесь возникает вопрос к семье: что происходит в отношениях родителей и детей? Что давит на ребёнка — невыносимая домашняя обстановка? Насилие? Необязательно это может быть физическое наказание — возможно, это психологическое давление. Недавно я услышала такой комментарий: сегодня дети не умеют решать проблемы, убегают от них. Такое объяснение мне не понравилось. Почему мы предъявляем претензии детям? Ведь это в значительной степени проблема взрослых”.

Родителям необходимо общаться со своими детьми, уверена Оксана Василишина. И тогда случаи ухода из семьи будут происходить реже. “Конечно, нужно вести больше профилактической работы в школах, рассказывать ребятам, к каким трагическим последствиям может привести уход из дома”, — говорит она.

КОММЕНТАРИЙ

Дмитрий ЮРКОВ, директор центра психолого-педагогической, медицинской и социальной помощи “Эго”:

— Что нужно делать, чтобы дети не убегали из дома? Это сложный, системный вопрос. По консультативным практикам я вижу, что сегодня зачастую между членами семьи утрачена связь либо она весьма формальна. А когда ребёнок теряет эту связь с ближайшим родственником — мамой или папой, его уже ничего не держит. В целом в современных семьях много незавершённых вопросов именно на самом сложном — системном уровне, и в семейной терапии нуждаются многие.

Когда мы говорим об уходах детей из семей, нужно понимать, что есть несколько уровней проблемы. Первый — физический: ребёнка не кормят, бьют. Второй — эмоциональный: детям не уделяют внимание, их интересы не учитывают, игнорируются базовые потребности в принятии их статуса, ценностей. Третий — интеллектуальный, когда установки семьи недоработаны, ребёнок не понимает, какие ценности есть у его семьи, каково его место в этой семье. И, наконец, самый непростой — четвёртый, системный уровень. Он как раз и касается внутрисемейных связей между поколениями. И самые сложные случаи — суициды, депрессии у несовершеннолетних — как раз связаны с ним.

На комиссии по делам несовершеннолетних я слышал такое предложение: давайте усилим профилактику. Но дело не в первичной профилактике, специалисты выполняют своё дело. Чтобы увидеть проблему на системном уровне, нужна особая специализация, и таких экспертов единицы. Это тонкий уровень — проблема душевной связи.

В психологии есть понятие возрастных кризисов. Во время каждого из них дети требуют признания более высокого статуса. Например, в три года ребёнку нужно, чтобы признали его идентичность, он показывает, что сам может выполнять какие-то действия. В семь лет у него появляется своё мнение, и родители должны считаться с ним. Двенадцать лет — первый отроческий кризис. Когда ребёнок вступает в подростковый возраст, он пытается доказать, что значит что-то в этом мире. Если родители игнорируют эти потребности, говорят: “Ты ещё маленький”, не дают ему самостоятельности, чтобы доказать свою взрослость, он делает что-то экстремальное. Ребёнку обязательно нужно утвердиться в этом мире, найти какой-то баланс. Это не значит, что ему нужно всё разрешать. Просто родители должны позволить детям брать ответственность за какие-то свои действия, перераспределить обязательства.

Когда ребёнок убегает из дома, он пытается привлечь внимание к какой-либо проблеме, за любым таким экстремальным действием стоит нереализованная потребность. Иносказательно он говорит: мне плохо, посмотрите на меня. Это крик о помощи.