Мария Алексеева приехала в наш город из Перми. Ненадолго — на год, а задержалась уже на 25 лет. Стала заслуженной артисткой Красноярского края.

Пронзительная Софья-Сюзанна из “Времени женщин”, бойкая Лизанька из “Горя от ума”, а ещё Дед Мороз Растяпа и Мышь-психолог из спектаклей для самых маленьких… Сегодня в репертуаре Марии десятки разных ролей — драматических и комедийных, больших и маленьких. Но самое главное — любимых.

Не в Сибирь, конечно

— Мария, что вас подвигло отправиться из Перми в Красноярск?
— Приглашение главного режиссёра нашего театра. Тогда я выпускалась из колледжа искусств и культуры, были совсем другие планы — собиралась в Москву, чтобы продолжить образование. А потом — жить и работать в Санкт-Петербурге. Это была мечта. У меня были приглашения во все театры Перми и тогда ещё Пермской области. Но я хотела уехать. Не в Сибирь, конечно.
Но к нам приехал красноярский режиссёр Александр Юрьевич Бельский. Он собирался ставить “Бурю”, по всей России искал актрису на роль Миранды. Как раз в тот момент из местного красноярского института выпускников почти не брали — собирали бриллианты по всей стране. Сюда, в драматический театр, приехали ребята из Нижнего Новгорода, Владивостока, Екатеринбурга, Киева, Казани.
Я, конечно, на роль Миранды не подошла. Но чем-то режиссёру понравилась, он позвал меня в Красноярск. Тщательно обдумывала его предложение. Собиралась-то примерно на такое же расстояние, но в другую сторону. Наш мастер (художественный руководитель актёрского курса Пермского областного колледжа искусств и культуры. — Ред.) Александр Александрович Фёдоров сказал: Красноярский драматический — очень хороший театр. Кстати, он сам из Новосибирска, а учился в ГИТИСе. И предложение по условиям мне сделали прямо шоколадное. Я решила: поеду на год. С тех пор прошло 25 лет.

— Мария, а в детстве вы кем мечтали быть?
— Путешественником, а зарабатывать — голосом. Так я маленькая решила, потому что у меня красивый голос.
Вообще я из династии геологов. Мой дед был крутым профессором геологии и всех вокруг этой наукой заражал. Бабушка, мама, папа, дядя, тётя — все геологи. Трижды меня брали в экспедиции на Уральский хребет. Однажды летом я даже работала в геологической партии. Конечно, в этой сфере есть определённая романтика. Мама, правда, говорит: “Какая романтика? Это математика, химия, физика”. В общем, изначально мы с братом собирались поступать на геологический факультет в Пермский госуниверситет.
Но в 1990-е годы всей стране жилось тяжело, а геологам — особенно. Брат решил: пойду в денежную профессию. Окончил юрфак и эконом. Я же училась в физико-математическом классе. Наша школа сотрудничала с политехом и заводом “Пермские моторы”, была программа “школа — вуз — предприятие”. В девятом классе даже проходила практику на заводе. Но в десятом меня перераспределили в обычный класс. Мне стало грустно, потому что друзья остались в прежнем. И программа по математике, которую я очень любила, оказалась неинтересной. Я решила: не хочу больше точных наук. Никаких. Ни химии, ни биологии. Буду артисткой — там этого не нужно.
В Пермском институте культуры набор был только на режиссуру театрализованных представлений. Туда не хотелось. В Екатеринбург меня мама не отпустила. Но я случайно увидела объявление о наборе в Пермский колледж искусств и культуры. И поступила.

Даже в мае выпал снег

— Когда в первый раз в наш театр зашли, каким он вам показался?
— В Красноярск я приехала на поезде. Вокзальная площадь перекрыта прошлым строительством метро. Город показался маленьким. Центр зажат между гор, а Пермь, в принципе, более широкая. Иду по проспекту Мира, а это было, когда в городе только начали укладывать первую брусчатку. Всё перерыто... Думаю: куда я попала?
В Перми перед драматическим театром огромная площадь с фонтанами, около оперного театра большой парк. А здесь у драмтеатра сразу дорога. Но внутри здание мне очень понравилось. Уютный, настоящий театр, в Перми драматический — огромный полигон.
Сезон уже закрылся, ребята собирались на масштабные гастроли в Норильск. Чтобы я не просто так ехала в этот северный город, меня сразу ввели в сказку — помощником сыщика бременских музыкантов. Мы были такими пчёлками в кожаных шортах, огромных кепках.
Норильск удивил своей погодой. Лето, а так холодно. Нет деревьев, птиц. Всё серое, голое. Вернувшись в Красноярск, я была готова упасть на эту землю: “Какой красивый, зелёный город, лучший на земле!” Практически сразу же начались репетиции нового спектакля “Чужой ребёнок”. Всё такое интересное, новое, непонятное.

— Теперь Красноярск стал родным?
— Конечно. К слову, когда я приехала, договор мне предложили подписать сразу на три года. Я сначала отказалась. Но меня убедил наш замечательный артист Виктор Васильевич Питерский: “Какая разница — год или три? Захочешь раньше уехать — уедешь”. Подписала на три, потом ещё на три. Друзья, семья, и не надо никуда уезжать. И театр уже любименький…

— И роли?
— Скажем так: некоторые приходится полюбить. В итоге любишь всё, что делаешь. Иначе какой в этом смысл?
Пока мы выпускали “Чужого ребёнка”, примерно в тот же период восстанавливали сказку “Снежная королева”. Сейчас этой постановки снова нет в репертуаре, но я считаю, её вообще не нужно было снимать. Это спектакль вне времени: простая, очень добрая, очень честная сказка. В самое сердечко. Сколько детей на ней выросло!
Когда мы играли “Снежную королеву”, за окном всегда шёл снег. Однажды даже в мае! Вышли после спектакля — на улице тепло, а на цветах лежит снег.
Это очень важный для меня спектакль. Я играла Герду, когда мне исполнилось 20 лет, и мне было так неловко говорить, что я маленькая девочка. И “Чужой ребёнок” — значимая для меня работа. К слову, пока шли его репетиции, я думала уходить из профессии. Режиссёр спектакля Владимир Львович Гурфинкель очень требовательный. Его высшая похвала была: “Ну, не противно”. Следующий спектакль мы репетировали с другим режиссёром, который, напротив, постоянно говорил: “Ребята, вы гении, это так круто!” Теперь понимаю, что просто у режиссёров разный подход.

— Что любите из действующего репертуара?
— “Три дня в деревне”, он весь — мой-мой спектакль. А ещё “Время женщин”, “Горе от ума”, “Маленькие трагедии”. Надеюсь, ничего не забыла, а то роли, которые не назвала, обидятся на меня. Люблю свою Рыбалкину из “Кулис”, свою Мышь-психолога из “Зверского детектива”.

 — Верите в какие-то театральные приметы или суеверия?
— Если нашёл на сцене гвоздь — к новой роли. Как-то на сцене, но не в нашем театре, я обнаружила два огромных гвоздя.
Кстати, в спектакле “Снежная королева” играла актриса Альбина Сергеевна Прибавочная. Такая настоящая бабушка-бабушка. Она подарила мне маленький значок — меч или кинжал: “Будешь всех сражать!” До сих пор у меня хранится.
Также есть ритуал перед выходом на сцену. Всем составом собираемся, держимся за руки, говорим слова — перед каждым спектаклем свои — и идём работать.

— Волнуетесь перед выходом на сцену?
— По-разному. Была у нас замечательная постановка — “Семейный портрет с посторонним”. Там моя роль начиналась с того, что я забегаю в дом, снимаю пальто, платочек, сапоги, надеваю тапочки и бегу к себе в комнату, что-то говоря по пути. И в момент этого переодевания я оказывалась дома. Так ощущала себя. Пришла домой, чего волноваться? Тут мама, папа, бабушка. Здесь перед выходом на сцену никогда не переживала.
Вообще, перед каждым спектаклем у меня свой ритуал подготовки. Когда-то мне надо помолчать, внутренне собраться.

— Ритуал зависит от роли?
— Да. Если драматическая роль, нужно быть серьёзным, собранным. Есть спектакли, в которых играешь две роли, меняешься с партнёром в зависимости от состава. И сразу видно — в какой день играешь эпизод или небольшую проходную роль. Когда ты героиня — надо проверить реквизит, не забыть вот это, не расплескать себя… А если роль не главная: “Ребята, вы чего такие серьёзные?”
В “Даме ПиК”, ещё одном важном для меня спектакле, мы с Настей Медведевой играли Лизаньку. Наша вторая, сменная роль — Дама с бала. По настрою всегда было видно — кто из нас кто сегодня. Если я играла Лизу, шла в театр часа за два до начала. Мне надо было расходиться, проверить реквизит, лично всё руками потрогать.

— Случалось во время спектакля импровизировать, потому что что-то пошло не по плану?
— К сожалению, такое периодически бывает. Естественно, бурно переживается, обсуждается и забывается. Но всегда страшно, когда кто-нибудь на сцене вдруг “пролистывает” важную сцену и идёт дальше. А её надо вернуть, иначе зритель дальше может не понять происходящее. Начинаем импровизировать. Кстати, иногда, когда идёт так “по-живенькому”, это даёт определённый градус, энергию. Такой всплеск адреналина всех раззадоривает.

Театр любит движение

— Перед каждым новым сезоном что внутри?
— Прежде всего, первая встреча коллектива в новом сезоне — всегда праздник. Потому что летом мы редко видимся, только если на совместных проектах. На сборе труппы все обнимаются, общаются. Нам рассказывают о планах, называют новые спектакли. Сразу начинаешь думать: есть там для меня роль или нет?
Конечно, все очень ждут фестивали и гастроли. Потому что театр любит движение. Это интересно: ехать в другой город, играть на другой сцене. Были случаи, когда театр гастролировал в других странах. Тоже этого бы хотелось.

— Каким для вас получился нынешний — юбилейный сезон?
— За эти годы я так срослась с театром, что его юбилей воспринимаю как личный праздник.
Сезон у меня начался до его начала — мы вышли на работу в начале августа, надо было выпускать спектакль на крыше “Пушки+”. В день, когда был первый сбор труппы, выход из отпуска, мы уже играли премьеру. В мой день рождения — вторую. Всегда так приятно, когда эти события совпадают, получаешь двойные поздравления, цветы.

— У артиста бывает выходной, когда он может вообще не заниматься театром?
— Иногда. Причём внезапно. И ты думаешь: “Выходной? А что я буду с ним делать? Надо же всего столько, не уложусь в один день”. Ведь, кроме театра, есть антрепризы, занятия с детьми, ещё что-то.

— И свои дети?
— Свои дети, к счастью, при деле. У старшего ребёнка в этом году был выпускной в музыкальной школе, у младшего — занятия в “Дошколёнке”. Но в обычные выходные — субботу и воскресенье, к сожалению, семьёй собраться не получается. Может, только на полдня. Но для семьи всегда есть первое января. Причём раньше в этот день артисты работали, и сказки начинались с десяти утра. Сейчас, к счастью, такого не бывает.

— У вас есть хобби, не связанное с театром?
— Я люблю рисовать. Но сейчас в этом плане у меня творческий кризис. Просто мы много переезжали в последнее время. И всё для хобби сложено в какие-то коробки. Раньше я рисовала, допустим, каждый день. А теперь надо краски искать, доставать, смотреть… Заново в это погружаться.
У нас дома стоит швейная машинка с оверлоком. Такое хобби тоже было. Сшила себе два платья, футболку сыну. Сначала было некогда, потом негде это делать, а теперь и не до того. Шитьё ждёт своего часа. Надеюсь на отпуск: появится достаточное количество времени в это погрузиться, а дальше можно будет совмещать с работой.

— Как восполняете себя?
— Летом на неделю я езжу на Белё в кроссфит-лагерь. Проходят по четыре жёсткие тренировки в день. Думаешь только о двух вещах: поесть и поспать. Ещё и связь плохо ловит, никакой связи с внешним миром нет. Солнце, Белё, тренировки, хорошие ребята. Там я не актриса, не мать, нет никакого быта, которым надо заниматься. Так я восстанавливаюсь.

Автор: Виктория Светловская