Евгений БАЛДАНОВ: “Опера и переводится с итальянского как “труд”

Тенор Евгений Балданов в этом году отметит знаменательную дату — 15-летие работы в Красноярском театре оперы и балета. Евгений ведущий солист театра, в репертуаре певца все главные партии, написанные для лирического тенора. А дебютировал на красноярской сцене он в опере Петра Чайковского “Евгений Онегин” в партии Ленского.

— Как можно оценить 15 лет, проведённых на сцене Красноярского театра оперы и балета?

— Я и не заметил, что прошло уже 15 лет с моего первого выхода на сцену в 2002 году. Первая исполненная партия Ленского до сих пор в моём репертуаре. Все годы работы в театре добавляю в репертуар новые произведения. Намечаю для себя возможные партии. Например, Водемон из оперы П. И. Чайковского “Иоланта”. Театр дал мне возможность вовремя исполнить практически все самые знаменитые партии тенора — Ленского, Лыкова, Дона Оттавио, Неморино. И, конечно же, любимые партии в операх Дж. Верди — Альфред и Герцог.

— Все Ваши премьеры последних трёх лет связаны с оперой отечественных композиторов. Как же Вы “вышли из образа” Герцога и стали исполнять русскую оперу?

— Меня очень огорчает отсутствие на нашей сцене спектакля “Риголетто” (он шёл только сезон по контракту). Но, к счастью, с музыкой Дж. Верди театр не попрощался. В начале сезона с успехом состоялась премьера его оперы “Трубадур”. А что касается русской оперы, то, на мой взгляд, репертуар театра давно нужно было дополнить такими постановками, как “Садко”, “Князь Игорь”, “Борис Годунов”.

— А лично Вам открылись творческие перспективы, когда поставили эти оперы?

— Начнём с того, что партия Индийского гостя (“Садко”) принесла мне награду фестиваля “Театральная весна”. А в опере “Князь Игорь” у меня лирическая партия Владимира Игоревича. По счастью, она не сокращена в постановке нашего театра. Я не только исполняю красивейшую каватину, дуэт, терцет, но практически исполняю роль юного князя. Ведь по замыслу режиссёра “Князь Игорь почти драматический спектакль со сложными продуманными мизансценами.

В 2014 году поставили “Бориса Годунова”. Я исполняю партию Юродивого. Не скрою, что у меня были некоторые сложности в том, чтобы выйти из типичного для тенора образа влюблённого героя и перевоплотиться в старца. Мой Юродивый философский персонаж, центр духовного мира. Каждый раз, исполняя эту партию, я пытаюсь понять смысл жизни подобных людей, чтобы донести до слушателей всё, что хотели бы Пушкин и Мусоргский. О Юродивом знают даже те, кто не слушал никогда оперу. У слушателей повышенный интерес ко всем сценам Юродивого. Коллеги и слушатели иногда говорят мне, что даже не поверили, что это я был на сцене. Считаю, что это комплимент моей работе.

Мой репертуар пополнила оперетта. В нашем театре поставили авторский спектакль с музыкой Кальмана, в котором мы не только поём, но и танцуем степ. Уверен, мало театров, в которых солисты танцуют именно степ и поют. У оперетты немало поклонников. Я рад, что профессиональная мобильность позволила мне попробовать поработать в новом музыкальном жанре. Так что я не остаюсь без партий, несмотря на временное отсутствие опер Дж. Верди на сцене.

— По законам оперы теноры — это юные влюблённые. С возрастом почти все сталкиваются с проблемой того, что Герцог явно старше самого Риголетто, Ленский не похож на юного поэта… Пласидо Доминго перешёл в другую категорию голоса, чтобы органично смотреться в оперных спектаклях. А Вы можете предложить какое-то решение проблемы?

— Я всегда задумывался над тем, что буду делать, когда нельзя уже будет петь “память юного поэта поглотит медленная Лета…”, не вызывая смеха публики. В мире есть оперные певцы, которых слушатели рады видеть в спектаклях в партиях Альфреда, Ленского хоть до старости. Но я оцениваю свои возможности правильно. При условии, что голос сохраняется, тенору даёт возможность долго оставаться на сцене именно русская опера. Кто сказал, что Индийский Гость молод? Этот персонаж может быть любого возраста. Царь Берендей (“Снегурочка”), Юродивый (“Борис Годунов”) — это не юные герои. Кроме того, исполнять любимую музыку позволяют концерты.

— А Вы занимаетесь концертной деятельностью?

— Принимаю участие в концертах оперного театра. Летом прошлого года выступал в концерте “Три тенора” в рамках проекта “Театр на крыше” с оркестром нашего оперного театра. Мы с коллегами устраиваем раз или два в год тематические концерты оперной классики, романсов, ретро-концерты. Я всегда исполняю любимые неаполитанские песни, произведения из репертуара Валерия Ободзинского, Муслима Магомаева. В прошлом сезоне в театре появился совершенно новый проект — серия сольных концертов под рояль “Час автографа”. Мне нравится камерная атмосфера фойе, тёплое общение со слушателями, возможность выбрать репертуар на свой вкус. Я исполнял забытые произведения из репертуара тенора, редко исполняемые сейчас. Например, “Песня певца за сценой” из оперы Антона Аренского “Рафаэль”.

— Последние сезоны в театре стали сезонами творческих лабораторий. Как Вы относитесь к попыткам соединить оперу и эксперимент?

— Как солист, я постоянно задействован в экспериментальных конкурсных мини-постановках. И для меня главное не только сыграть свою роль, но и достойно спеть. Я не имею отношения к режиссёрской работе. Но как слушатель интересуюсь современными постановками классических опер. Хотя я не отношу себя к представителям консервативного старшего поколения, не приветствую многие попытки осовременить оперу или свести декорации спектакля к одному-двум предметам мебели на сцене. Разговоры о том, что для современного слушателя надо адаптировать, осовременивать историю Кармен или Риголетто, вызывают недоверие. Разве кому-то может быть непонятна ревность Хозе, отцовские оскорблённые чувства Риголетто? Уже в момент создания оперы композиторы считали историческую среду условной, а переживания современными, вечно актуальными. Есть искусство определённой эпохи. В Третьяковской галерее, например, есть прекрасные портреты и сюжетные картины. Весь мир любуется на эти творения. И никому не приходит в голову рядом с “Неизвестной” Крамского повесить копию портрета, но в современной одежде, в современных декорациях, чтобы зрителю было понятно, что натурщица и сейчас красива. А с музыкальным искусством почему-то позволяют себе подобные вещи. Но это никак не осуждение, а размышления на тему.

— Последнее время говорят, что это попытки привлечь внимание слушателя, показать, что герои по-прежнему современны…

— К сожалению, эти попытки редко бывают удачными. Мне кажется, режиссёрские эксперименты уместны на малых сценах, в студенческих театрах. Действительно, на время они могут привлечь внимание. И я не думаю, что Ленский в современном деловом костюме вызовет больше сочувствия в сцене дуэли, чем Ленский в костюме эпохи. А вот что наиболее вероятно, Ленский в современном костюме вызовет смех. Не надо путать попытки сделать сюжет актуальным с попытками шокировать публику.

— А Вы не задумывались над возможностью режиссёрской деятельности? В Красноярском театре уже оценили работу конкурсанта без специального режиссёрского образования. У Вас ведь есть представление о том, как нужно ставить оперу.

— Пока не задумывался о том, чтобы предложить свою постановку. Вернее, я постоянно задумываюсь о природе режиссёрской работы. И прислушиваюсь к мнению уважаемых театральных режиссёров. Мне близка точка зрения А. Кончаловского. Опера — это искусство широких жестов. Чтобы в зале хорошо воспринималась сцена, на сцене всё должно быть преувеличенно. И речь идёт не только о бутафории, декорациях. Оперная сцена сравнима с большим экраном.

— Ваша работа в опере Равеля “Испанский час” напоминает роль в драматическом спектакле. Многие заметили, что это необычная постановка. И её трудно назвать оперой. Никто не поёт, все герои разговаривают под музыку.

— В спектакле “Испанский час” я пою и играю роль Торквемады — мужа главной героини, часовщика, получившего повышение. Проверять ежедневно городские куранты — для него большая честь! Для меня спектакль получился очень камерным, так как зрители находились прямо на сцене и могли видеть и слышать артистов практически на расстоянии вытянутой руки, что само по себе уже является необычным для оперного спектакля. Музыка Равеля своеобразная, и мне, как артисту, поначалу была непонятной, а в процессе работы увлекла полностью. Роль Часовщика мне очень нравится, хотя и совсем небольшая. Задача режиссёра была такова, чтобы я превратился в маленького человека, как бы влез в костюм на два размера меньше. Поначалу мне казалось, что с моим ростом это будет сделать не очень просто, но к завершению наших репетиций произошло перевоплощение, и, глядя на себя со стороны, я был приятно удивлён. Так что роль Торквемады у меня получилась даже неплохо!

— А другие театры города Вы посещаете?

— Посещаю. Посмотрел спектакль пушкинского театра “Пролетая над гнездом кукушки”. Трудно оценивать актерскую работу людей, которых давно знаешь лично. И ещё понял, что начинаю сравнивать спектакль с известным фильмом и книгой. После этого спектакля задумался над тем, что трудно исполнять известную музыку. Все ведь сравнивают местного солиста театра с теми, кто раньше исполнял. Это касается оперы, итальянских песен, романсов и советской эстрады. Размышлял над возможностью поиска современных композиторов и поэтов. Но как их творчество представить публике? Оно должно пройти проверку временем, тогда можно указать фамилию композитора на афише и ожидать слушателей.

— Сейчас телевидение популяризирует оперу через конкурсы в режиме реального шоу. Как Вы думаете, это на пользу искусству, или это разрушает некий миф о театре?

— Всё это любопытно. С одной стороны, мы не хотим, чтобы зрители были посвящены в тайны вокальной и драматической работы над образом. С другой стороны, многие поклонники “большой оперы” могут понять и оценить, какой это тяжёлый труд — подготовка одной арии, одной сцены. Опера и переводится с итальянского как “труд”. Хорошо, что разрушается миф о том, что солист просто так вышел и спел по вдохновению. Мне кажется, телевизионная аудитория может стать театральной публикой. Многие конкурсные номера привлекают внимание к оперным спектаклям.

— Вы не раз говорили в разных интервью о Ваших поклонницах. За годы работы в оперном театре переосмыслили отношение к поклонникам оперы?

— Сейчас я больше задумываюсь о поклонниках оперы как вида искусства. Понимаю, что опера никогда не станет частью массовой культуры. И понимаю, что моя популярность будет всегда ограничена небольшим кругом поклонников классической музыки. Конечно, каждому солисту приятно знать, что есть поклонники, которые приходят послушать именно его в спектакле. Иногда пытаюсь представить социально-возрастной состав публики. Понимаю, что утверждение “оперу любят одни бабушки” совершенно неверно. В XIX веке публику составляли в основном мужчины, в советское время — интеллигенция, студенты. Сейчас, мне кажется, посещение театра превращается в традицию семейного отдыха. Приятно видеть бабушек и внуков, обсуждающих спектакль.

— Остались ли какие-то оперы, в которых Вы ещё не исполнили партии, о постановке которых мечтаете?

— Не отказался бы от любой главной партии для тенора. Хотелось бы, чтобы у нас поставили оперу Доницетти “Лючия ди Ламмермур”, например. А мои творческие планы связаны снова с партией Ленского. Я думаю, нет в России оперного театра, в репертуаре которого не было бы оперы Петра Чайковского “Евгений Онегин”. И каждый лирический тенор мечтает о партии Ленского независимо от того, начинающий он солист или опытный. 3 и 4 февраля наш театр приглашает всех посетить премьеру оперы “Евгений Онегин”. Новая постановка для любого артиста — это, как минимум, интересно. Это всегда новый опыт, неожиданные сценические решения, новые партнёры и костюмы. Третий раз я работаю над образом Ленского для очередной новой постановки, понимаю, что образ не только многогранный, но и неисчерпаемый.

Евгений БАЛДАНОВ родился в Улан-Удэ. Окончил Улан-Удэнский музыкальный колледж имени П. Чайковского по специальности “хоровое дирижирование”, Новосибирскую государственную консерваторию имени М. Глинки, класс профессора заслуженного артиста России В. Прудника (2001 год) и аспирантуру Новосибирской консерватории (2003).

Студентом пятого курса поступил на работу в оперную труппу Новосибирского театра оперы и балета. С 2002 года — солист Красноярского театра оперы и балета. Победитель и лауреат международных, российских и краевых конкурсов.