Валерий Фокин: “На сцене не должно быть музея”

Валерий Фокин — один из тех удивительных режиссёров, которым удаётся соединить в своём творчестве академизм и авангардность. В 2003 году известного и успешного Фокина пригласили возглавить один из самых старейших театров страны, на тот момент умирающий — Александринский. После того, как он переехал в Санкт-Петербург, театр ожил. Сегодня спектакли Александринского вызывают большой отклик как среди публики, так и в профессиональном сообществе театральных критиков. Как ему удалось не только раскачать тяжёлую лодку академического государственного театра, но и заставить поплыть вперёд, народный артист России поделился на Х Красноярской ярмарке книжной культуры, которая проводится Фондом Михаила Прохорова.

Все началось с “Ревизора”

— Я скептически относился к репертуарным театрам и с трудом мог представить, что могу прийти в цитадель академизма. Если бы мне сказали, что буду возглавлять государственный театр — Александринский, то я просто бы покрутил пальцем у виска и сказал, что такого быть не может. К тому же на тот момент, когда мне поступило предложение, я был очень увлечён Центром Мейерхольда: там были абсолютно новые на то время программы, движения… Но был один момент, который всё-таки заставил посмотреть в сторону Александринского театра, — его связь с именем Мейерхольда — он там работал и ставил спектакли. Я всё-таки приехал в Санкт-Петербург, посмотрел спектакли, был, естественно, очень разочарован. Но в то же время театр поманил меня: через неухоженность великолепного здания, провинциальность и прочие проблемы проступал какой-то неформулируемый подтекст.

И я решил сделать спектакль “Ревизор”, связать его с традициями театра, в том числе и мейрхольдовскими. Это знаковый спектакль для Александринского театра: здесь пьеса Гоголя была поставлена впервые как современная — автор сидел на репетициях и участвовал в подготовке спектакля. Вообще для России “Ревизор” — вещь государственная, всегда актуальная. Мейерхольд говорил, что её нужно ставить каждые десять лет.

Я взял за основу партитуру постановки Мейерхольда 1926 года. После этого спектакля почувствовал, что мы с актёрами нашли общий язык. Так всё и началось: мне захотелось, чтобы старейший театр России вновь зазвучал, чтобы в нём закипела жизнь. Ведь на тот момент Александринский был вытеснен на обочину театральной жизни Санкт-Петербурга другими труппами северной столицы. Это было обидно, но ничего не поделаешь — без конкуренции театр невозможен. Но театры, в отличие от людей, имеют способность возрождаться.

Душка Хлестаков

— Что касается традиций в театрах, то это вещь двоякая. Есть традиции живые — их нужно сохранять, а есть те, которые своё отработали, их стоит забыть. Вся трудность заключается в том, как отличить живое от мёртвого. Особенно это важно понять в театре, потому что там всегда есть поборники традиций, в том числе и отживших, которые свято верят, что это хорошо. Зачастую за традициями скрываются методы и приёмы, которым человек обучен и владеет в совершенстве и с которыми не желает расставаться. Конечно, любой классический текст несёт вечные и актуальные и смыслы, но они должны быть обязательно окрашены современными красками, звучать актуально. И та же постановка Мейерхольда была революционна для своего времени, говорили, что режиссёр сломал все традиции гоголевской пьесы. Хлестаков у него был маленький, лысый, необычайного темперамента, гонял стариков-актёров по сцене. Зрители причитали: “Как же так: Хлестаков же — душка?!” Считалось, что Хлестаков должен быть милым, обаятельным, внешне приятным. Ничего себе душка — наврал, обманул, всё перевернул! Если сравнивать с двухтысячными годами, то Хлестаков — депутат, непонятная фигура, который возник неизвестно откуда и держит всех в необычайном напряжении. Нет, Хлестаков, конечно, может быть и душкой, но совсем не обязательно.

Всегда, когда режиссер берётся за то или иное произведение, возникает вопрос границы. До какой степени ты можешь вмешаться в текст, чтобы не перейти границу, не начать сочинять уже своё, новое произведение, зачеркивая автора, — вопрос тонкий.

Думаю, со старшим поколением Александринского театра нам удалось договориться. И по поводу традиций, и по поводу нового. С театром сотрудничают разные режиссёры, в том числе и западные. И старики с удовольствием работают с молодыми постановщиками. У нас есть новая сцена, и там они участвуют в экспериментальных спектаклях, они очень гибкие. Но десять лет назад подобное было бы просто невозможно: мэтров нужно было для начала размять, понять, кто и на что способен, и отобрать. Нельзя принимать кардинальное решение: я пришёл, и все ушли. Так не может быть. Потому что традиции театра живут в людях. Традиции — это профессиональные истоки, уровень ремесла, мастерства — без этого нельзя двигаться вперёд. В том числе часть традиций — театральные байки, которые передаются из поколения в поколение. Через разговоры в курилке молодые узнают, что был такой артист Черкасов или Толубеев и так далее.

Конечно, со временем меняется актёрская техника. Невозможно повторить актёрскую эстетику того же Мейерхольда сегодня. Считается, по крайне мере за границей, что русскому актёру проще удаются переживания, он хорошо умеет поплакать-пострадать. И это отчасти верно. Но, с другой стороны, театр требует современных изобразительных средств. Нельзя, чтобы на сцене был музей. Театр обязательно должен видеть, чувствовать, слышать то, что происходит за окном. Если этого нет, то это не театр, а что-то другое.

Не смеются — уже здорово

— В 2014 году у нас появился ещё один проект, связанный не только с историей театра, но и страны, — “Маскарад. Воспоминания будущего”. Основой его стал спектакль, поставленный Всеволодом Мейерхольдом в 1917 году по драме Лермонтова. Это был самый дорогой спектакль в истории российского театра. Он, как и “Ревизор” — знаковый для русской сцены и Александринки. Впереди — столетие легендарной мейерхольдовской постановке и столетие Октябрьской революции… Мне хотелось как-то осмыслить эти даты на сцене национального театра. Понял, что восстановить спектакль Мейерхольда не под силу: даже если мы повторим партитуру постановки, декорации, костюмы и так далее, сыграть, как играли актёры в 1917 году, мы не сможем — другая школа, другая манера игры. Поэтому мы поменяли идею — с помощью современных технологий, через мультимедийный ряд мы входим, погружаемся в спектакль Мейерхольда. Получилась такая театральная экспедиция в прошлое, во время которой мы реконструируем некоторые сцены спектакля столетней давности. И люди, как ни странно, пошли на него — видимо, всем уже изрядно надоели актёры в джинсах на сцене, зрители просто заворожённо наблюдают за актёрами в роскошных нарядах… Знаю, что подавляющее большинство сидящих в зале не знает ни текста, ни сюжета “Маскарада” и не совсем понимают, как относиться к тому, что происходит на сцене, но то, что зрители не смеются, услышав “Мой ангел, принеси мороженого мне” — уже здорово.

Досье

Валерий Владимирович Фокин (род. 28 февраля 1946 в Москве) — советский и российский режиссёр, актёр и педагог. Лауреат Государственной премии РСФСР имени Станиславского. В 1970 году окончил Театральное училище имени Б. В. Щукина (курс Б. Е. Захавы и М. Р. Тер-Захаровой). С 1970-го по 1985-й — режиссёр МДТ “Современник”. С 1985-го по 1991-й возглавлял Московский драматический театр имени М. Н. Ермоловой. С 1991-го Фокин — художественный руководитель и генеральный директор Творческого Центра имени В. Э. Мейерхольда. С 2003 года — художественный руководитель и директор Александринского театра в Санкт-Петербурге. Фокин много работает за рубежом, ставил спектакли в Польше, Венгрии, Германии, Швейцарии, Финляндии, США.

Нюанс

Первый постоянный публичный театр в России был основан по указу императрицы Елизаветы Петровны в1756 году, первоначальное название — “Русский для представлений трагедий и комедий театр”. Труппу возглавил “отец русского театра” Фёдор Волков, директором театра стал драматург А. П. Сумароков. С 1759 года театр получил статус придворного. В 1832 году театр получил здание, созданное зодчим Карлом Ивановичем Росси, обращенное главным фасадом к Невскому проспекту. Здание является одним из выдающихся архитектурных памятников Петербурга, выполнено в стиле ампир. На 1841 год здесь было 107 лож, в общей сложности театр мог вместить в себя до 1 700 человек. С 1832 года театр стал называться Александринским. Название было дано в честь супруги императора Николая Первого Александры Фёдоровны. На протяжении всего XIX века театр был флагманом театральной жизни столицы, в стенах этого театра рождалась история русской театральной культуры. C 1920 года стал именоваться Государственный театр драмы.. В 90-е вновь стал Александринским.