Эффект распада
Нобелевская премия по химии в 2014 году была вручена немцу и двум американцам. Учёных отметили за разработку STED-микроскопии. Этот метод позволяет разглядеть в оптический микроскоп объекты, которые своими размерами гораздо меньше длинны световой волны. Однако далеко не факт, что нынешние лауреаты Нобелевки являются первооткрывателями метода, позволяющего, например, заглянуть внутрь вирусов. Куда раньше такую идею разработали красноярские учёные.
Метод, как увидеть то, что разглядеть нельзя, был предложен немецким учёным Штефаном Хеллем ещё в начале 1990-х годов. Суть состояла в том, что объект размерами много меньше длины световой волны можно обработать лазерным лучом, который переведёт биологические молекулы в фокусе микроскопа в возбуждённое состояние. Из этого состояния они начнут переходить в обычное, освобождаясь от излишков энергии в виде светового излучения — то есть начнётся флуоресценция. А известно, что лазером можно не только создавать свечение молекул, но и гасить. Если фокусное пятно погасить по краям лазером с другой длинной волны, оно станет уже. Другими словами, сканируя объект с участием второго лазера, можно получить изображение лучшего разрешения.
Вот за эту идею Хелль и получил свою долю в Нобелевской премии по химии. Разделившие с ним престижную награду американцы независимо друг от друга внесли существенные усовершенствования в инженерную составляющую метода. Нам же остаётся только порадоваться за мировую науку и очередной раз сожалеть, что среди лауреатов не так часто можно встретить наших соотечественников. Хотя в случае со STED-микроскопией это было вполне возможно.
Красноярскому Институту биофизики СО РАН принадлежит патент от 1986 года, в котором описан метод микроскопического исследования, удостоенный в прошлом году Нобелевской премии.
Дело в том, что красноярскому Институту биофизики СО РАН принадлежит патент от 1986 года, в котором описан метод микроскопического исследования, очень схожий с хеллевским. Автор — красноярец Виктор Охонин. Наш земляк на семь лет раньше своего немецкого коллеги понял, как можно заглянуть в наномир. Правда, по советским законам авторское право на открытие могла получить только научная организация. Поэтому патент на разработку до сих пор принадлежит Институту биофизики, на него же легла и обязанность по продвижению открытия. Однако распад страны в начале 1990-х годов не позволил развить разработку.
Охонин в то время стал участником пресловутой “утечки мозгов” и вот уже около 20 лет живёт и работает в канадской Оттаве. До декабря прошлого года, когда были объявлены лауреаты Нобелевской премии по химии, о своей идее, которая юридически ему и не принадлежит, вспоминал лишь иногда. Да и до сих пор, кстати говоря, не считает её чем-то выдающимся.
— Нобелевский комитет — частная лавочка, дающая деньги кому хочет, — рассказывает по Skype из Канады Виктор Охонин. — Просто распиаренная. Не надо думать, что нобелевские лауреаты — это и есть передовой край науки. Это, как говорят, понты. Да у меня лично есть куда более серьёзные работы. Вы вспомните, Перельман, когда отказался от “премии тысячелетия”, сказал: “Они некомпетентны решать”. Публика думает, что там что-то хитрое. А Перельману просто получать у них было неудобно.
Однако в научном сообществе всегда достаточно серьёзно относятся к установлению приоритета открытия. Важно точно определить, кто был первым. А награды и премии — это уже вторично. Во всяком случае так утверждают красноярские коллеги учёного из Института биофизики.
— Мы намерены как можно шире рассказывать о первенстве Красноярска в открытии STED-микроскопии, — говорит Рем Хлебопрос, доктор физико-математических наук, профессор, научный руководитель Охонина в 1980—1990-х годах. — Нашей конечной целью является закрепление информации об этом факте в научной литературе, в публикациях на эту тему, в учебниках. Я думаю, что будет справедливым, если открытое в Красноярске явление получит название, например, в честь своего автора — “Эффект Охонина”.
НЮАНС
Абсолютных критериев для установления приоритета в науке и технике нет. Правомерными являются только судебные споры о приоритете в изобретении новых устройств. Однако следует понимать, что патентные законодательства разных стран отличаются, и судебные решения по таким спорам не являются основанием для установления мирового приоритета.
