Закон о трёх колосках

80 лет назад, 7 августа 1932 года, вышло Постановление ЦИК и Совнаркома «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», которое обычно называют «законом о трёх колосках».

Согласно широко распространенному мнению, твердо закрепившемуся в период антисталинских разоблачений конца прошлого века, «миллионы» советских крестьян отправлялись в тюрьму или даже на плаху за срезанные на колхозных полях колоски, которые они собирали, чтобы не умереть с голоду. В последние годы в поисках более «сбалансированной» оценки сталинской эпохи появилась масса публикаций о том, что закон (термин «закон» употреблялся в СССР официально, в том числе в нормативных актах, хотя постановление ЦИК и Совнаркома формально законом не являлось) вообще никакого отношения к «колоскам» не имел. Якобы он был направлен исключительно против масштабного воровства начальников, которые «воровали вагонами», и даже помог в борьбе с голодом начала 1930-х годов.

В законе говорилось: «Общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна, люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа». Хищение этой собственности, причём вне зависимости от размера, считалось государственным преступлением (наравне с контрреволюционной деятельностью).

В этом небольшом документе всего три пункта: приравнять грузы на железнодорожном и водном транспорте, а также имущество колхозов и кооперативов к государственному имуществу, за воровство которого устанавливалась «судебная репрессия» - расстрел с конфискацией имущества либо при смягчающих обстоятельствах лишение свободы на срок не меньше 10 лет (а 10 лет вообще была максимальная санкция по УК 1926 года). Амнистии такие преступники не подлежали. Третьим пунктом устанавливалось «от 5 до 10 лет заключение в концентрационный лагерь» за насилие или угрозу насилием с целью «заставить колхозников выходить из колхозов». То есть последний пункт, направленный на сохранение колхозного имущества, смертную казнь не предусматривал, хотя в нем говорилось о насилии.

В уголовном мире Постановление ЦИК и СНК получило название «закон (или указ) семь - восемь» по дате принятия 7 августа. В знаменитом фильме «Место встречи изменить нельзя» по роману братьев Вайнеров «Эра милосердия» есть такой эпизод. Жеглов пытается «колоть» взятых с поличным вора Ручечника и его сообщницу, укравших в гардеробе женскую шубу. Обращаясь к гражданке Волокушиной, Жеглов говорит: «Ручников показывал вам Уголовный кодекс и говорил, что за кражу личного имущества вам положен от силы трёшник, причём в самом пиковом случае… Но сегодня у вас случилась промашка. Шуба-то жены английского посланника, и платить за неё придётся администрации Большого театра, то есть государственного учреждения». И Ручечник произносит свою классическую фразу: «Указ 7-8 шьёшь, начальник?» «По десятке вам на душу населения как минимум,»- отвечает Жеглов.

Авторы фильма немного погрешили против истины. За кражу личного имущества гражданке Волокушиной по действующему тогда Уголовному кодексу полагалось лишение свободы сроком до одного года. И то это во время войны (в 1943 году санкцию за кражу в общественном месте довели до года), а до 1943 года за кражу личной шубы Волокушина получила бы всего полгода. А если бы доказала, что кража совершена «вследствие нужды» или «в целях удовлетворения минимальных потребностей своих или своей семьи», то вообще всего три месяца (ст. 162 УК того времени). Но никакая нужда не являлась оправданием кражи государственной или колхозной собственности. Это уже считалось государственным преступлением.

Вообще кража или порча «общенародного имущества» были признаны большевиками тяжким преступлением уже на второй день после прихода к власти - 8 ноября 1917 года в Декрете о земле. А ещё через пару недель хищение социалистической собственности было приравнено к контрреволюционным преступлениям. До 1921 года единой нормативной базы не было, но имущественные преступления, совершенные в особо крупных размерах (например, похищение грузов или из государственных складов), группой лиц или с использованием служебного положения, карались жестоко, вплоть до расстрела. Первый Уголовный кодекс 1922 года тоже предусматривал расстрел за подобного рода преступления, но в виде действительно исключительной меры, которая практически не применялась. Ответственность за ненасильственные формы хищения зависела от формы собственности, но разница не была столь существенна, как в последующие годы. Простая кража у частного лица каралась сроком до шести месяцев принудительных работ или лишения свободы, а из государственного учреждения - до одного года.

Уголовный кодекс 1926 года сократил количество преступлений, за которые полагалась смертная казнь в два раза (контрреволюция, шпионаж, терроризм, бандитизм и т. п.). Собственно, имущественных преступлений в этом списке не было. Но хищение, растрата и присвоение государственных ценностей считались отягчающим обстоятельством при злоупотреблении властью, за которое можно было до 1927 года получить расстрел. А максимальный срок лишения свободы по кодексу составлял десять лет. Санкции за имущественные преступления были снижены. Простая кража каралась всего тремя месяцами исправительно-трудовых работ. Максимальное наказание за кражу из государственных складов при особо отягчающих обстоятельствах составляло пять лет лишения свободы.

Закон от 7 августа 1932 года положил начало наиболее репрессивному в истории советского уголовного права законодательству. За кражу государственного имущества стали расстреливать. Расстреливали в сталинскую эпоху, при Хрущёве, при Брежневе, при Андропове, при Черненко и при Горбачёве. Последняя казнь за хищение госимущества состоялась в самый разгар горбачевской перестройки в 1989 году. Но после Сталина всё же расстреливали за очень крупное воровство. И то не всегда. В 1984 году при обыске у первого секретаря Бухарского обкома Абдувахида Каримова изъяли три 100-литровых молочных бидона с золотыми изделиями и драгоценными камнями, другие ценности, которых набралось три КамАЗа, а также деньги, облигации, сберкнижки, пять дорогих автомобилей. Но к расстрелу не приговорили.

А «указ7-8» вообще не дифференцировал ущерб или стоимость имущества. В равной степени и малозначительная кража, и кража в крупном размере признавались государственными преступлениями. А во время Великой Отечественной войны именно этот закон и был обоснованием «колосковых» дел. Однако эти дела о колосках появились только во время войны, в 1932 году ситуация была совсем другой. Вопреки расхожему мнению «закон о колосках» вовсе не был инструментом массовых репрессий во время «большого террора», да и в довоенный период вообще. То есть, конечно, был, но совсем не в тех масштабах, которые обычно приводятся в популярной литературе и даже учебниках по истории.

Уже через несколько месяцев была сделана первая попытка ограничить применение этого закона: 1 февраля 1933 года политбюро приняло решение, а ЦИК на его основе своё постановление о прекращении привлечения к суду «лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельств». ЦК ВКП(б) и СНК разослали специальную инструкцию, в которой говорилось: «Массовые беспорядочные аресты в деревне всё ещё продолжают существовать в практике наших работников. Арестовывают председатели колхозов и члены правлений колхозов. Арестовывают председатели сельсоветов и секретари ячеек. Арестовывают районные и краевые уполномоченные. Арестовывают все кому не лень и кто, собственно говоря, не имеет никакого права арестовывать. Неудивительно, что при таком разгуле практики арестов органы, имеющие право ареста, в том числе и органы ОГПУ, и особенно милиция, теряют чувство меры и зачастую производят аресты без всякого основания, действуя по правилу: сначала арестовать, а потом разобраться».

Этой же инструкцией запрещалось «кому попало» проводить аресты вообще и органам прокуратуры, ОГПУ и милиции «за маловажные преступления»; всем осуждённым до трёх лет срок считался условным, осуждённые до пяти лет из лагерей направлялись в трудовые посёлки. Дело в том, что закон не отменял нормы УК, и ещё раньше было предписано применять закон только к «наиболее опасным» хищениям (организованной группой в крупных размерах), а в остальных случаях руководствоваться Уголовным кодексом - отсюда такие сроки. Инструкция также поручала в двухмесячный срок сократить численность заключённых в стране вдвое - с 800 тысяч человек до четырёхсот.

В 1935 году генеральным прокурором СССР стал Андрей Вышинский (личность вовсе не такая однозначная, как её обычно представляют). С его именем связаны не только чёрные дела, но и первые политические реабилитации. По его инициативе политбюро приняло решение о снятии судимости (за саботаж хлебозаготовок и т. п.) с колхозников и восстановлении их в правах - это 768 989 человек. При этом фактически нереабилитированными остались 1 млн 85 тыс. «раскулаченных». Потом Вышинский обратился с запиской в ЦК, ЦИК и СНК о том, что решения 1933 года о законе от 7 августа не были выполнены в полной мере, и попросил продублировать их. Сталин согласился и подписал соответствующее постановление.

Было проверено более 115 тыс. дел и более чем в 91 тыс. случа­ях применение закона признано неправильным. Всего по этому закону до войны было осуждено чуть больше 200 тысяч человек (а только в 1933 году и только в РСФСР было осуждено 1 млн 426 тыс. человек), причём большая их часть была амнистирована или реабилитирована, а смертные приговоры практически применялись.

Возникает вопрос: зачем тогда Сталину нужен был этот очень жёсткий, страшный закон? Для устрашения своих подданных. Индустриализация, коллективизация и ликвидация кулачества принесли стране неисчислимые бедствия. Начался голод, от которого в 1932-1933 годах погибло до 5 млн человек. Крестьяне отвечали массовыми беспорядками, волнениями, доходившими до восстаний. Колхозы разваливались - люди оттуда бежали. С января по 1 июля 1932 года число коллективизированных хозяйств в РСФСР сократилось на 1370,8 тысячи, а на Украине - на 41,2 тысячи. Начались массовые разгромы складов продовольственных, увод скота, расхищения товарных поездов и т. д.

С принятием закона от 7 августа беспорядки пошли на убыль.