Проспект культуры

Егор Кончаловский: «Если вы верите в хороший финал, значит, вы лучше меня»

Известный режиссер приехал в Красноярск с новым фильмом о воспитании «золотой молодежи».

Егор Кончаловский: «Если вы верите в хороший финал, значит, вы лучше меня»

Российский режиссер Егор Кончаловский приехал в Красноярск на Книжный фестиваль «Все начинается с детства», приуроченный к 45-летию красноярской детской библиотеки имени Сергея Михалкова. Его новый фильм «На Луне» открыл четырехдневную программу фестиваля.

Сибирские корни

Для Кончаловского, как и для всей его семьи Михалковых-Кончаловских, Красноярск – родной город. Здесь родился, жил и творил его прапрадед, великий русский художник Василий Суриков. В этот раз режиссер приехал в Красноярск на первый Книжный фестиваль имени другого своего предка – своего деда, детского писателя и поэта Сергея Михалкова, который Сурикову приходился внуком.

Егор Кончаловский, разумеется, устал постоянно рассказывать о своей именитой семье на каждой встрече со зрителями и практически в каждом интервью, но относится к этому «пониманием и смирением». История его семьи — всеобщее достояние, которое невозможно спрятать от любопытствующих, и уж тем более грех скрывать. «С возрастом знание истории своего рода приобретает иное значение. Ты осознаешь, что в ней ключ к пониманию самого себя».

— Я очень люблю приезжать в Красноярск. Здесь центральным местом для меня является дом-музей Василия Сурикова, в котором родился и вырос мой прапрадед, — рассказывает Кончаловский. — Сегодня, когда ходил по этим залам, с картинами, фотографиями, подумал уже не о себе, а о своих детях. Вот я, конечно, никогда не видел Сурикова, потому что родился намного позже его смерти. Поэтому для меня он в первую очередь великий русский художник, а уже потом – родственник. А вот Сергей Михалков, мой дедушка, это родной и очень близкий мне человек. Мы с ним здорово жили, общались, хоть и совсем маленький был, но прекрасно помню его. А стихи, которые он писал, как потом выяснилось, для детей всего Советского Союза, думал, существуют только для меня.

И вот моему сыну Тимуру четыре года, он никогда не видел Сергея Владимировича, и относится к нему … ну пока никак, потому что маленький, но когда подрастет, будет гордиться им как поэтом, к которому имеет прямое отношение. Потом и обо мне кто-то из потомков будет так же обезличенно вспоминать. Но вот этот музей Сурикова заставил меня почувствовать, что на самом деле родовая связь никуда не девается. Это сложно объяснить, но такую причастность к своим корням необходимо поддерживать и лелеять.

«Сегодня – дети, завтра – народ»

Новый фильм, который Егор Кончаловский представил на суд красноярских зрителей, тоже об этом – о семье, родовой преемственности от отцов к детям. «На Луне» — это картина человеческого взросления, рождения личности, когда человек из только «Я» становится «Мы», вылупляется из скорлупы, перестает быть «вещью в себе» и ощущает себя частью мира.

Главный герой – двадцатилетний московский мажор, сын депутата, яркий представитель «золотой молодежи». В своем кругу, который сконцентрирован в элитных ночных клубах, он чувствует себя королем мира, которому дозволено все. Его отец, роль которого исполнил замечательный красноярский актер Виталий Кищенко, занят своими важными делами. Он – человек девяностых, так и продолжающий жить по тем, ясным и жестоким, понятиям. Но когда его сын случайно совершает преступление, даже у такого брутального «братка» заканчивается терпение. Чтобы сберечь отпрыска от наказания, он прячет его в глухой тайге у Деда (Александр Балуевред.).

— На самом деле у меня не было воспитательной миссии. Это фильм не о мажорах и не о том, какие они – плохие или хорошие. Они такие же люди, точнее еще дети, взрослые дети. Просто в какой-то момент при каких-то обстоятельствах, под какими-то веществами в них просыпаются качества, которые, к сожалению, приводят к печальным последствиям. Знаете, как про детей говорят: поодиночке все лапочки, а как вместе соберутся — убить хочется. Вот и здесь. Эти детки самовлюбленны, но их самодостаточность вырастает из неуверенности в себе. Где-то внутри они чувствуют, что родители от них просто откупаются, покупают себе собственную эгоистичную свободу, хоть и дорогой ценой. И в случае чего – опять помогут, спасут, вытащат, лишь бы чадо родное не доставляло неудобств, — рассказывает создатель фильма.

В данном случае дело приняло крутой оборот: даже бывший бандит ужаснулся такой жестокости, отсутствию стыда, совести и вообще нормальных человеческих качеств, которые демонстрируют юные тусовщики. Отправить сына в изоляцию, в глушь – это не только способ «отмазать» его от неизбежного наказания, это уже наказание. И еще – это последний шанс для него стать человеком.

— Дело здесь не в детях, больше в отцах. В 90-е я вернулся из Англии, где учился и жил восемь лет. И сразу попал в 94-ый год — в бандитскую, страшную, но веселую и адреналиновую Москву. Замечательное время, отчаянное, хорошо, что оно было, но чтоб вернулось – не хотелось бы. Мой отец (кинорежиссер Андрей Кончаловский – ред.) был категорически против моего возвращения, он хотел, чтобы я жил на Западе. Но тогда на всей Земле для меня не было более притягательной точки, чем Москва. Столько эмоций, сюжетов, типажей, ощущений трагичности и комичности, эмоционального землетрясения… И я остался в России, о чем не жалею до сих пор, — говорит режиссер.

Фото: постер к фильму "На Луне"

В картине три ярких образа, которые кажутся полной противоположностью друг другу. Молодой самоуверенный наглец, его жесткий бескомпромиссный папаша и дремучий суровый Дед – на поверку они оказываются разными возрастными ипостасями одной судьбы, в которой за преступлением следует то или иное наказание. Об эпохе напрямую здесь не говорится (какая эпоха в вечной тайге?), но именно 90-е годы, даже не показанные очевидно, очень ярко чувствуются на протяжении всего фильма.

— Я помню своих ровесников, которые в то время начинали строить бизнесы, воевали с бандитами или сами ими становились. Тогда у мужчин самыми популярными профессиями были бандит и банкир. Это мое поколение, а наши дети – ровесники века, как и моя 21-летняя дочь. Они недовоспитаны по целому ряду причин. Рухнула громадная система ценностей, и это я не о партийной идеологии. Пришла система, заточенная на деньги, успех, превосходство над другими. Вопрос «чего ты стОишь?» был актуален, как никогда, и это нужно было постоянно подтверждать. Для того времени характерно слово «крутиться». Вот так мы крутились, а про детей забыли. От них откупались, их откладывали «на потом», и вот это «потом» настало. К чему мы пришли? Почему раньше не думали, не ожидали, что наступит этот момент, когда они, наши дети, будут нами управлять? Пусть не прямо сейчас, но уже через каких-нибудь лет пять именно эти детки будут выбирать власть, диктовать нам условия, каким путем идти, объявят тех, кто, по их мнению, виноват и расскажут, что делать, — размышляет Кончаловский.

В то же время режиссер подчеркивает, что «золотая молодежь» — это не только дети богатых родителей. Он говорит обо всем поколении, родившемся в 90-х. Родители, занятые кто добыванием хлеба насущного, кто «отжиманием» очередного завода-парохода, — все вели себя по отношению к потомкам одинаково. Детей любили, но устраняли из своей жизни (может, так оберегали от тяжелых реалий).

— Дело тут не в достатке: да, кто-то откупался машинами, кто-то конфетками на праздник, но в принципе мы платили детям, чтобы они нас не трогали. Это не значит, что дети олигархов – плохие, потому что богатые. Вырастить приличного человека можно в любой семье. Вопрос в ценностях, которые привиты с детства. А к ценностной системе у нас до сих пор, после распада СССР, остаются большие вопросы, — убежден Кончаловский.

Очищение через страдание

Тайга в фильме – это чистилище, которое позволяет каждому стать собой. Она одинаково равнодушна ко всем, жестока и справедлива, и в то же время невообразимо прекрасна и благодарна. Очутившись в этой наполненной пустоте, как на Луне, вдали от людей и казавшихся важными событий, герой понимает, что рассчитывать может только на себя и тех, кто рядом. Люди здесь – редкость, поэтому каждого приходится ценить и оберегать. Даже своих кажущихся врагов, потому что остаться одному – это как повезет: хватит сил и желания – будешь жить, сдашься – погибнешь.

Кадр из фильма "На Луне"

Ежедневно глядя в глаза возможной смерти, человек необратимо меняется. Так и произошло с главным героем. Он, кажется, получил ответы на все вопросы: о ценности любви, смысле существования, о неизбежности расплаты за свои грехи, о прощении ближних. Самым сложным для героя был вопрос взаимоотношений с отцом, которого он изначально презирал и считал недостойным человеком. А здесь, в тайге, вдруг понял, что ему все равно – бандит он, депутат, убийца или олигарх. Главное – он пусть по-своему, но любит свое дитя.

Финал фильма Кончаловский оставил открытым. Перед героем три пути: он может воспользоваться предложением отца и сбежать за границу; может воспользоваться предложением Деда и навсегда остаться «на Луне», в дремучей тайге, где его никогда не найдут; а может поступить по совести и принять заслуженное наказание, сдавшись полиции.

— Каждый зритель должен для себя сам решить, чем дело кончилось. Многие спрашивают мое личное мнение, каким именно я вижу конец этой истории. Могу сказать одно: если вы верите в счастливый, правильный финал, — вы однозначно лучший человек, чем я, — резюмирует режиссер.

«Кино – это индустрия, здесь автор — коллектив»

Егор Кончаловский пришел в кино из рекламы: вернувшись из Англии, он начал одним из первых в России снимать телевизионные ролики и клипы, и это отразилось на его творческой манере. Его фильмы – яркие, клиповые, контрастные, в которых много внимания уделяется картинке.

«На Луне» снимали в Карелии, но в фильме это не подчеркивается. Место действия намеренно не конкретизировано: все могло происходить и в Сибири, и на Крайнем Севере, вообще, в любом месте, куда пока не добралась цивилизация. После показа фильма в Красноярске Егор Кончаловский согласился ответить на несколько вопросов.

— Егор Андреевич, съемки вдали от цивилизации – это ведь технически сложно и хлопотно. Для вас это интереснее, чем снимать в киношном павильоне?

— Мы снимали в Карелии на озере Лахденпохья. Это уникальные места: с одной стороны дикие, нехоженые, завораживающе красивые. Но с киношной точки зрения все же удобные: не так уж далеко от Питера или Москвы, с развитой туристической инфраструктурой, так что можно без проблем обеспечить удобствами съемочную группу. Мне кажется, у Карелии большое кинематографическое будущее.

— В фильме есть эпизод, где главные герои тонут в водопаде. Их там крутит, как в стиральной машинке. Не страшно так снимать артистов?

— В этом и прелесть кино: можно желаемое выдать за действительное. На самом деле в Карелии таких мощных водопадов нет, тот кадр, где мы видим водопад целиком, он покупной – это водопад на острове Борнео. А актеров в воде мы снимали на карельском водопадике: он маленький, уютненький, весь из себя туристический. Там тропинки, гномики какие-то стоят, столики, мостики навесные. Это просто суперудобно, камеру можно куда хочешь поставить и снимать с любой точки. Единственное неудобство – сама вода. Мы снимали в начале мая, только-только лед сошел. И вода не просто ледяная, она как замороженная водка, - тягучая, глицериновая. Померзли актеры, конечно.

— И как их спасали?

— Традиционным способом. Вспомнился мне другой случай на эту тему. В конце 90-х мы снимали фильм, и там по сюжету герой и героиня должны заниматься любовью. А у меня это одна из первых режиссерских работ, и сам я молодой еще. Я вообще понятия не имел, как такие сцены снимаются. И актеры не чужие мне – Саша Балуев и Амалия Мордвинова. Короче, решил я их в бассейне снимать: и им хорошо, и мне не стеснительно. Снимали мы в богатом коттедже в октябре, там открытый бассейн, но хозяин экономил на подогреве, вода была очень холодной. И чтоб актеры не сильно мерзли, мы решили их подпоить. И оказалось, что у них совершенно разная реакция на водочку и водичку. Саша Балуев стал ярко-красный, как после бани, а хрупкая, рыжая, белокожая Амалия посинела и стала похожа на советскую магазинную курицу. И вот смотрю я в монитор на то, как они там агонируют, — здоровый мужик с красной рожей терзает дохлую синюю курочку, — и думаю, а сексуально ли это? В итоге после монтажа оказалось – вполне, технически можно вытянуть почти любой кадр.

— В фильме «На Луне» есть элементы компьютерной графики или здесь все полностью натуралистично?

— Мне кажется, сейчас уже почти никто не снимает полностью «с натуры». Даже не о графике речь, просто современная цифровая техника уже сама по себе чудеса творит. Такой фильм, как «На Луне», раньше снимали бы полгода, а мы справились за 23 дня. Потому что камера маленькая, операторы мобильные, цифра – не пленка, ее не экономишь, снимаешь быстро и много.

— А при монтаже вам хотелось бы какие-то эпизоды снять заново? Или вообще фильм переснять?

— Переснять – ни за что, это невозможно. Нельзя сказать: я автор, я так вижу, давайте заново. В кино вообще одного автора нет, это индустрия, коллективный труд. Писатели некоторые любят рукописи жечь. Художник может себе позволить какой-то холст порвать, как мой другой прадед, Петр Кончаловский. Ему жена Ольга (дочь В. Сурикова. – ред.) частенько говорила: «Петя, это г…» И он кучу своих картин так уничтожил. А в кино с самого первого шага, еще даже не начались съемки, — это уже миллионы рублей. Поездка группы в Карелию, поиск локаций, гостиницы, вертолеты, лодки… Уже назад не повернешь, хочешь – не хочешь, а снимать придется. А когда сняли, смонтировали, — это уже твое детище, и тут как получилось – не важно, всех детей надо любить.

— Вы привезли «На Луне» на фестиваль детской книги, но фильм ведь далеко не детский. Почему?

— А детские книги тоже не дети пишут. Я уже давно в этом проекте по линии Фонда русской культуры. Вместе с библиотекарями, представителями российской библиотечной системы, мы ездим по городам, и за границу выезжали. Наша цель – пропаганда чтения, открытие новых библиотек, где это необходимо. Мы все единомышленники и понимаем, что в сегодняшнем мире, в этом мощнейшем информационном потоке многие важные вещи люди, а особенно дети, не успевают осознать и запомнить, они уходят на задний план и забываются. А книга – это концентрат. То, что написано пером… К ней всегда можно обратиться и вспомнить. Поэтому я очень рад за Красноярск, благодарен всем, кто причастен к созданию этого фестиваля, рад, что у вас такая отзывчивая и понимающая администрация города. И за себя рад, за свою семью, потому что уверен, что именно здесь будут хранить память о моих предках, — и о Василии Сурикове, и о Сергее Михалкове.

НОВОСТИ КРАСНОЯРСКА