Прима-балерина Анна Оль: «Каждый спектакль люблю как ребёнка»

Утончённая, вдумчивая, степенная, педантичная… В этом вся Анна Оль. Её карьеру можно назвать головокружительной. Ей и в Красноярске доставались в основном главные роли. Но талант быстро присмотрели, и вскоре она стала ведущей солисткой балетной труппы Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко в Москве. В 2015 году она вновь получила приглашение, теперь уже от мировых балетных мэтров. Сегодня Анна Оль прима-балерина Нидерландского национального балета в Амстердаме. Свой небольшой отпуск она провела в родных краях, и рассказала «Городским новостям» о театре, об отношениях в труппе, о том, почему голландский зритель не дарит цветы, а также о казусах на сцене и нарушенной дома балетной диете.

— Родной дом всегда наполняет человека, подзаряжает, поэтому хотя бы раз в год приезжаю в Красноярск. Дома, как в санатории. Можно заняться здоровьем, потому что там у меня никогда нет на это времени. В этот раз меня попросили провести творческую встречу с детьми и родителями в новой балетной школе. Так что важных дел и здесь достаточно. К тому же в отпуске я не имею права сделать перерыв в занятиях более чем на пять дней, иначе будет сложно восстановиться. Поэтому ежедневно хотя бы по два-три часа тренируюсь в родном хореографическом колледже. После отъезда мне предстоит моментально окунуться в работу. Первый в сезоне спектакль «Манон» я буду танцевать не в своём театре, а в Дрездене, как приглашённая балерина. Уже понимаю, что за весь месяц у меня не получится ни единого выходного: по будням буду работать в Амстердаме, в остальные дни — в Германии. Тогда же начнётся подготовка к гала-концерту, репетиции новой программы, а также частые выезды приглашения, которые совмещать с основной работой в нидерландском театре очень тяжело. Но я счастлива, что востребована и везде меня принимают.

— Однако в одном из интервью я прочитала, что педагог в Нидерландах Вас сразу предупредил, чтобы не надеялись получить здесь горячий приём, это не Россия. И Вы уже думали, что после спектакля будет «два хлопка и уход под шорох собственных ресниц». Он просто пугал или для него тоже было удивление, что публика среагировала на русскую балерину очень бурно?

— То, что для меня было бурно, для него оказалось так себе (Смеётся). Реакция публики в разных странах отличается. Красноярская более скупа на эмоции, я помню, на поклонах особо не отдохнёшь. В Москве и Питере принимают артистов на ура, там больше молодёжи и ценителей искусства. Как в Европе, я не знала, поэтому особых оваций не ждала. А приём оказался невероятно тёплый! Приходящая в нидерландский театр молодёжь, туристы и любители всегда реагируют в конце эмоционально.

А вот цветами в Европе, как у нас не задаривают. После премьеры солисты получают их от дирекции театра. Причём букеты достаются всем одинаковые, чтобы никому не было обидно. А на обычные спектакли если и приносят цветы, то только за кулисы, на сцену — никогда, это табу. Выделять кого-то не принято. Кроме того надо учитывать, что Голландия — страна цветов. И если для нас цветы это что-то редкое, чем можно удивить, то у них они повсюду.

Я живу и работаю в Амстердаме уже два года. И до сих пор меня здесь всё потрясает: жильё, питание, короткие расстояния, а самое главное — условия в театре. У нас есть физиокабинет, врач, несколько массажистов, большая комната отдыха для артистов, машина со льдом… Что ещё интересно. Нидерландский балет называется национальный, а труппа у нас интернациональная: в составе корейцы, итальянцы, немцы, французы, грузины. Дело в том, что голландская школа балета недавно претерпела необходимую реорганизацию и только сейчас набирает силу и мощь. А у директора театра очень высокие требования к артистам, он старается собирать лучших, попасть в нашу труппу действительно сложно. В настоящее время в Голландии балет невероятно популярен.

— Анна, а как складываются отношения в коллективе? Ведь кроме Вас в театре ещё пять прим-балерин. Стекло в пуанты никто не подкладывал?

— Дух соревнования развит сильнее в России, и в целом сама атмосфера в наших театрах несколько депрессивная. Всегда найдутся те, кто любят кого-то пообсуждать. Но в нидерландском такого мрачного облака нет, и от этого легче жить. А что касается прим, то мы все разные и каждый делает свою работу. У нас прекрасный состав, все порядочные, позитивные. Одна из прим училась в Новосибирске, другая родом из Грузии. Ещё одна балерина дочь великого артиста балета Ирека Мухамедова.

Стекло в пуанты… Это так низко, и больше похоже на домысел. Интриги может и есть, но я стараюсь в это не вникать, делаю свою работу, живу своей жизнью. В старости не хочется вспоминать, какие кто строил козни. В нашем коллективе всё по-другому, правда! Если конкуренция — то здоровая. С партнёрами мне тоже повезло.

— В каких новых постановках, которых не было в вашем репертуаре, Вы себя попробовали в Европе? К каким ролям готовились как-то по-особенному?

— Один из первых я станцевала в новом театре балет «Метафоры», это постановка голландского гения, хореографа Ханса ван Манена. Потом был великий хореограф современности Джордж Баланчин. В России танцевать его постановки привилегия избранных театров: посягнули Большой и Мариинский. Ещё был балетмейстер Уэйн Иглинг, который поставил «Щелкунчик». Это английская школа, которую мне тоже не откуда было попробовать. Наконец-то, я станцевала один из моих любимых спектаклей «Жизель». В Москве директор труппы не видел меня в этой роли, и я расстраивалась. А здесь мне сказали: «Да это же абсолютно твой спектакль!»

Второй год в Амстердаме оказался ещё плодотворнее. За один сезон я поработала с множеством мировых балетмейстеров. Чего только стоит суперстар Руди ван Данциг в содружестве с художником по декорациям и костюмам Туром ван Шайком! В общем, перечислять балетмейстеров-постановщиков, с которыми сотрудничала, можно долго: Кристофер Уилдон, Тед Брандсен, Алексей Ратманский, Наталия Макарова... Но главным событием, настоящей вершиной творчества в этом году для меня стала партия Татьяны Лариной в «Онегине» Кренка. Я люблю драматические спектакли, когда можно и потанцевать, и поиграть. Хореография в «Онегине» своеобразная, не могу сказать, что сложная, там нет безумных технических сложностей. В этом балете важно другое… чувства, настроение героини. Поэтому в перерывах между репетициями зачитывалась Пушкиным, чтобы пропитаться тоской Татьяны. Каждый спектакль, к которому готовлюсь, я люблю как ребёнка, потому что хочу его полноценно выносить, чтобы он созрел, тогда его можно выводить на сцену.

— Такое состояние, когда Вы на сцене забываете о реальности, эмоции переполняют, и кажется, будто паришь где-то над собой, часто случается?

— В роли я обычно наедине с собой, партнёром, но отключиться на сто процентов невозможно, да и нельзя. Но мне вспоминается одно неповторимое ощущение эйфории... Этим летом итальянская суперзвезда, танцор Роберто Болле пригласил меня выступить в Италии в своём гала-концерте. Мы танцевали в Арене ди Вероне — самой большой театральной площадке под открытым небом в мире. Она представляла собой античный римский амфитеатр. В зале — тринадцать тысяч человек. Это было как на футбольном стадионе, я такого в жизни никогда не испытывала. Теперь понимаю, что чувствуют футболисты на матче.

— Слышала, что есть так называемые «зелёные спектакли», когда артисты труппы на законных основаниях могут позволить себе пошалить прямо во время спектакля. Происходили ли с Вами казусы на сцене?

— В этом году их не было, а за всю карьеру было море «нежданки». Не передать словами, каково это — выходить в белом акте и через несколько минут сидеть спиной к зрителям, потому что пол неровный либо туфли скользкие. Бывало такое, что и порядок танца забывала.

Однажды я танцевала Золушку. В конце есть эпизод, когда перед приходом принца с туфелькой к ней в дом, две сестры и мачеха издеваются над несчастной Золушкой. Я знала, что спектакль «зелёный», значит, что-то будет. И вдруг сёстры не по сценарию выносят мне эмалированное ведро и швабру уборщицы! Помню, как была ошарашена, еле сдержала смех.

— Анна, Вы ранимый человек? Можете прийти домой и накопившееся вылить в слёзы?

— Очень ранимый. Но сейчас я уже стала легче ко всему относиться. Позволяю себе поплакаться раз в год… маме. Иногда это лучший способ, чтобы отпустить тяжёлую ситуацию.

— На Вашей странице в соцсетях размещены рецепты сырников, шарлотки и тортов. Неужели прима может всё это есть? Признайтесь, дома нарушили балетную диету?

— Я сладкоежка! В отпуске расслабилась по полной программе. Вообще, строжайшая диета балерин это отчасти миф. Что бы я ни съела — всё сгорит. К примеру, когда мы танцевали на открытой сцене в Вероне, где температура стояла за тридцать, с меня сошло семь потов. Килограмм за спектакль точно теряю. Поэтому в активный сезон я вообще не думаю, что я ем, во сколько и в каких количествах.

— Жизель и Татьяну Вы и хотели, станцевали. Ещё партия мечты осталась?

— Мечты не заканчиваются, есть одна в запасе. Очень хочу исполнить «Ромео и Джульетту» Макмиллана. Танцевала этот спектакль только в одной редакции в красноярском театре. Но мне всё-таки хочется прикоснуться к тому шедевру. Хотя планов на будущее с недавних пор не строю. Ведь думала, что останусь танцевать в столице, а в один момент всё поменялось.